Юрий Лыхин
Адана
Да, не лучшее место для ночевки. Ночью завод было слышно особенно сильно. Зато утро наступило теплейшее, и, собираясь, я не ежусь, как на Анатолийском плато. Уже в 7 часов выбираюсь из приютившего меня сада.
Мандариновые деревья в пыли. Вдоль сада течет речка отходов с завода — пенистая и едко пахнущая. А мандарины все это впитывают…
Восемь часов. Вокруг ничего не меняется, по трассе те же гаражи, мастерские, магазины. Но вот указатель к центру города и вскоре я добираюсь до большого парка — оазиса тишины и спокойствия в оживленном промышленном городе. Устроившись на скамейке под пышно цветущим олеандровым деревом, завтракаю готовой магазинской чорбой и лавашом. Рядом на берегу реки Сейхан высится огромная мечеть Сабанджи с шестью окружающими ее минаретами. Жителям Аданы есть чем гордиться — это крупнейшая мечеть Турции, превосходящая своими размерами все знаменитые стамбульские мечети. Высота центрального купола Сабанджи достигает 54 метров, а угловые минареты поднимаются на 99 метров.
Двери мечети призывно открыты. Захожу в просторный, хорошо освещенный многочисленными окнами молитвенный зал. В нем может поместиться 28,5 тысяч человек, но сейчас, в это утреннее время, кроме меня, никого нет.
Напоследок посещаю большой подземный туалет на территории мечети, за вход в который берут одну лиру. Время 9:30, температура 27 градусов. Поискал на плане города художественный музей, но найти такового не смог, только Art Gallery в Ататюрк-парке. Приехал туда, однако представленная там небольшая выставка портретов Кемаля Ататюрка ни в коей мере не смогла удовлетворить мои художественные запросы.
Не поленился проехать назад еще несколько кварталов, чтобы посетить Адана-музей. Но он оказался закрыт, понедельник — выходной день. Что-то не складывается у меня музейная программа в этом городе…
Возвращаюсь к мечети Сабанджи, переезжаю по мосту через Сейхан. А сразу за ним начались пыльные промышленно-торговые районы. Просто беда, совсем неинтересный город оказался! Через час уже под припекающим солнцем добираюсь до границы города. Стало немного чище и свежее, но смотреть и здесь совершенно нечего.
Турки, как и китайцы, меняют природный ландшафт, просто «съедая» отдельные горы, разрабатывая их на стройматериалы. На подъезде к городу-спутнику Аданы Джейхану две отдельные горки у дороги явно обречены на уничтожение, но неприкосновенной оставлена третья, на вершине которой расположился какой-то памятник старины.
Центр Джейхана оказался в нескольких километрах в сторону от трассы. Поехал туда, изнемогая: жарко, хочется пить и есть. К тому же, надо купить воды и еды на предстоящий вечер и следующее утро. Однако и тут незадача, никак не могу найти локанту. Тогда взял в супермаркете Migros бутылку «Эфеса» (12,5 лиры) и, сидя на лавочке в маленьком парке на перекрестке дорог, употребил ее с пловом из булгура с грибами.
День заканчивается. Возвращаться на трассу тем же путем в шумной сутолоке машин совсем не хочется. Высмотрев по карте, что где-то вдоль моря должна быть второстепенная дорога, я двинулся к югу, надеясь ее обнаружить.
Раскаленный шар солнца опускается к горизонту. Вот он уже готов закатиться за далекий горный хребтик, а нужного отворота все нет и нет. Дорога, на которой я оказался, ведет в город Юмурталык, в тупик на берегу моря. Уже без всякой надежды спрашиваю шофера остановившейся машины: «Дёртйол — сюда или сюда?» И о, радость, он машет в нужную мне сторону, мол, скоро будет кольцо, а с него налево.
И точно, вот он, этот перекресток. До города Дёртйола — 49 километров. Успокоившийся, нахожу местечко среди хлопковых полей и уже в темноте, в половине седьмого, ставлю палатку у сырой канавы, перепугав местных лягушек, которые дружно поплюхались в воду.
Сегодня провел в седле 11,5 часов. Устал. Ужинаю и в восемь часов укладываюсь спать.
Вдоль моря
Ночью недалеко от меня скулили и взлаивали шакалы. На Анатолийском плато я не слышал их ни разу и думал, что в Турции эти осторожные животные уже вывелись — везде сплошные поля. Но здесь им есть где укрыться от человека, рядом горы. Вот и сейчас мне придется преодолевать маленький хребтик, протянувшийся по равнине в сторону моря.
Пофотографировав поле хлопчатника с выпирающей из высохших коробочек белоснежной ватой, трогаюсь с места в 8:30. Преодолеваю невысокую седловинку и направляюсь навстречу солнцу с надеждой вскоре увидеть Средиземное море. Но нет, впереди открывается еще одна седловинка, затем еще одна…
За месяц пути Турция стала привычной, первоначальная острота впечатлений пропала, и я слегка заскучал. Но так уж сложились обстоятельства. Если бы не пандемия, я сделал бы маршрут по Турции гораздо короче и сейчас, миновав несколько стран, приближался бы к Израилю. И все же, чем дольше пребываешь в стране, тем больше нового открывается пытливому взору. Так, совсем недавно я распробовал, что такое pekmezi (сироп) и теперь наслаждаюсь всеми его видами, что есть в продаже: виноградным, гранатовым, ежевичным и даже из стручков рожкового дерева, в бобах которого до 72 % сахара. Любым из них, разведенным в холодной воде, хорошо утолять жажду во время жары.
Тем временем я преодолеваю очередной пригорок, и передо мной открывается гладь воды, укутанная серой дымкой, в которой прячутся корабли. Утирая заливающий глаза пот, я улыбаюсь: еще одна цель достигнута. Это Средиземное, или, по-турецки, Белое море (Akdeniz). Серая дымка, повисшая над морским простором, отнюдь не туман и не итальянское сфумато с картин Ренессанса, а, похоже, что смог. На той стороне глубоко вдающегося в сушу залива расположился Искендерун, крупнейший город и порт самой южной турецкой провинции Хатай.
Спускаюсь к морю, однако к воде не пробраться, весь берег заняла огромная фабрика, гудящая и гремящая. От нее и к ней снуют грузовые машины. Возле угольного склада все в черной пыли: пальмы, деревья и кусты, трава и дорога…
Подъезжаю к проходной, чтобы пополнить запас воды, совершенно закончившейся у меня. До города Дёртйола еще 30 километров.
Затем дорога отдаляется от моря, и по плоскому берегу среди мандариновых садов я приближаюсь к другой стороне залива, над которой поднимается хребет Нур, или Амáнос, некогда являвшийся естественной границей между Сирией и Армянской Киликией. Его мне вскоре предстоит пересечь. Перед хребтом моя дорога соединяется с широкой четырехполосной трассой. На продуваемой ветром полосе становится немного свежее.
К 13:30 добрался до Дёртйола, 125-тысячного города иля Хатай. В магазине Ekomini на въезде в город продают алкоголь, и я не могу удержаться от соблазна взять из холодильника бутылку пива «Эфес». Сажусь в тени на ступеньках здания и остываю, приходя в себя от жары. Проходивший мимо парнишка попытался заговорить со мной по-турецки, а потом, показав на пиво, сказал: «Ясак!» («нельзя», «запрещено»). Но я уже осушил приобретенную бутылку, так что это предупреждение не испортило мне удовольствие.
Поднимаюсь дальше к центру города, расположившегося у самого подножия хребта. Город показался мне очень приятным. Почти три часа я катался по Дёртйолу, пообедал и даже походил по магазинам, купив себе теплую одежду (курточку и пуловер) на обратную дорогу в осеннюю Сибирь.
Хорошо отдохнув в Дёртйоле, я спускаюсь к трассе, которая после тихих и чистых городских улиц показалась мне просто адом. Здесь тесно, пыльно и настолько шумно, что до меня еле доносится голос муэдзина, звучащий из громкоговорителей ближайшей мечети. Сразу после Дёртйола начался новый город, затем еще один и еще. Они слились воедино и за неимением более удобного места карабкаются вверх по склону подступившего к заливу хребта. Машины несутся и по полосе рядом со мной, и, левее, в противоположном направлении, и по скоростному автобану немногим дальше. Справа нещадно чадит завод, занимающий лучшее место у моря. Его огороженная колючей проволокой территория тянется бесконечно. Вот попал, а думал, что заночую у моря! Тут прямо как в перенаселенном Китае. Солнце, покрасневшее от стыда, готово скрыться за горизонтом. Что делать? Решительно сворачиваю по первой же дороге в сторону моря, круто направившейся вниз, но вдруг вижу бетонированный отворот к сосновой рощице, находящейся на заводской территории. Бетонка приводит меня к пустой проходной, за которой виднеются явно заброшенные здания. Выдохнув, я проезжаю ворота и устраиваюсь на газоне под высокой сосной, на мягчайшей подушке из опавшей хвои. Вокруг меня деревья, густая, вымахавшая в рост человека трава, мрачные корпуса без единой живой души, которые навевают ассоциации с зоной Чернобыля или фильмом «Сталкер». В конце концов все получилось очень неплохо — я совершенно один посреди оживленного человеческого муравейника. Несколько напрягает автомобильный шум с рядом бегущих трасс. Надеюсь однако, что ночью он хоть немного стихнет.
До Искендеруна остается менее 20 километров, а до Антакьи, административного центра провинции Хатай, — не больше 75.
Перевал Белен, или Сирийские Ворота
Надежды мои на ночную тишину, конечно, не оправдались. Не прекращавшийся гул машин вызывал тревожные сны: мне снились то пожар, то какое-то нападение, отчего все люди в панике бросали насиженные места и спасались бегством. Однако к утру я все-таки привык к звуковому фону, «бегство» прекратилось, и мне даже удалось «посмотреть» художественную выставку, что не получилось в Адане.
Выезжаю в восемь часов, желая побыстрее миновать этот ужасный участок. Еще долгих пять километров длилась промышленная зона и только потом я смог беспрепятственно подойти к морю и искупаться. Раннее утро, нет и девяти часов, а вода настолько теплая, что после купания не возникает чувства освежающей прохлады. Между тем на календаре 7 октября.
Впереди виднеется Искендерун с двумя поднявшимися над городской застройкой башнями. Напротив города в хребте Аманос виден проем, там, надо полагать, и находится перевал Белен, в древности называвшийся Сирийскими Воротами. К этим воротам и предстоит мой дальнейший путь.
Заезжаю в Искендерун. Город кажется приятным. Качу по улицам наугад, вижу фалафельную с арабскими надписями на стеклянных стенах заведения. Мне давно хотелось узнать вкус этого известного по книгам ближневосточного блюда. Однако фалафельная, в которую зашел я, оказалась заведением быстрого питания. Кольца поджареного во фритюре фалафеля с кунжутом были размяты и завернуты в хлебную лепешку вместе с помидором, огурцом, зеленью и кунжутным соусом тахин. За 11 лир я получил обычную шаурму, только что без мяса. Конечно, это не то, что я ожидал, но попробовать все-равно стоило.
Пока я дегустировал блюдо, хозяин беседовал с зашедшей в его заведение женщиной по-арабски. Голова ее укутана черным платком, полноватая фигура теряется в глухом черном одеянии, из-под которого выглядывают модные черные кроссовки с белыми подошвами. В Искендеруне и вообще в Хатае арабов живет много.
Добрался до городской набережной, где у самой воды стоит высокая мечеть с двумя минаретами. Но еще выше поднимаются к небу многоэтажные башни отеля «Хилтон», издалека обращающие на себя внимание.
В 12:30, в самый разгар дня, беру курс на город Беле́н, растянувшийся по склону прибрежного хребта. Дорога из центра Искендеруна сразу направилась в гору. А солнце палит!.. Я просто заливаюсь потом… Причем чем больше пью, тем больше потею. А чем больше потею, тем больше пить хочется…
14:30. За два часа добрался только до третьего километра. Крутой подъем! Подолгу сижу под навесом каждой из автобусных остановок, приходя в себя. Не от усталости, от перегрева. Толкать нагруженный велосипед в гору даже в прохладный день жарко, а в знойный тем более.
Дома города Белена тянулись вдоль дороги до самого верха хребта. Только к половине пятого я дополз до 13-го километра. Это перевал. Ну и ну, тяжело мне он дался! Маленький-маленький, всего 740 метров, а такой… тяжелый! Я в Сирийских Воротах!
После перевала меня ждало вознаграждение: длинный, извилистый спуск на равнину по ту сторону хребта. Тут все досаждавшие неприятности как рукой сняло — и пот исчез, и рубашка высохла, и пить не хочется…
Спустился. До Антакьи осталось всего 23 километра, до Латаки́и — 166, но это уже сирийский город и порт на Средиземном море.
До сих пор земля, по которой я еду, остается причиной напряженности в отношениях между Турцией и Сирией. До Первой мировой войны вся провинция Хатай находилась в составе Османской империи. Но с 1923 года, после того как империя распалась и образовалась Турецкая Республика, территория Хатая отошла к Сирии. В 1936 году турецкое правительство подало жалобу в Лигу Наций с требованием вернуть Хатай в состав Турции. В 1938 году была провозглашена независимая Республика Хатай, а в 1939-м после «всенародного референдума», проведенного среди населения республики, Турция аннексировала ее территорию, превратив Хатай в свой 58-й вилайет (провинцию). Это присоединение не признается Сирией и сегодня.
Однако солнце уже погрузилось за горизонт, пора останавливаться. Отхожу подальше от дороги, располагаюсь рядом с участком перекопанной земли, на котором высажены саженцы оливковых деревьев. Только собрался приступить к ужину, как мимо меня в наступившей темноте потянулась отара овец, сопровождаемая двумя пастухами. Сначала подошел один из них, что-то упорно, даже рассерженно, пытаясь втолковать мне по-турецки. Явно предлагал убираться с этого места. Затем приблизился другой. Показывая на заправку «Петрол», он предлагал пойти ночевать там. Наконец, догадавшись, включил телефон и показал мне фотографию нападающей змеи. Тут их много, мол. Вот напугал-то чем! Да я с самого начала путешествия мечтаю их увидеть! Показываю пастуху, что застегнусь в своей палатке: «Ноу проблем!» Безнадежно махнув на меня рукой, и этот пастух ушел. Я остался один, со змеями.