Юрий Лыхин
К озеру Туз
Мы поднялись в семь часов. Сефа вскипятил чай, выставил на стол экмек, маслины, сыр-пейнир, сливки-каймак, масло, вареные яйца, сливовое варенье. Когда мы заканчивали завтрак, приехал Мурат, еще немного поговорили с ним, и в 8 часов я стал собираться в дорогу. Вскоре и Сефа должен уезжать, ему надо быть в Джиханбейли на судебном разбирательстве из-за случившейся драки со старостой села. Выходим к велосипеду, а у меня спущена камера переднего колеса! Пока я спешно занялся починкой, Мурат исчез, но вскоре вернулся, привезя мне новую камеру про запас. Лишь около 9 часов я выезжаю, сердечно попрощавшись с гостеприимными ребятами.



Дорога бежит слегка под горку, и я легко кручу педали, чему благоприятствует не развеявшаяся еще утренняя прохлада. К 12 часам добираюсь до Джиханбейли. Население города 51 700 человек. По его центру тянется длинная торговая улица. Спешившись и ведя велосипед рядом с собой, иду, разглядываю все вокруг. Вдруг меня догоняет девушка с симитом в руках, показывает назад: «Тот мужчина купил для вас». Какой любезный знак внимания, ну надо же! Приветственно машу рукой улыбающемуся турку.
Захожу в супермаркет, набираю продуктов в дорогу, попутно изучаю, записывая в блокнот, названия овощей и фруктов. Веселый молодой продавец, обратив на это внимание, заговаривает со мной, узнает, что я из России, что путешествую по Турции на бисиклете, просит сфотографировать его. Посмотрев снимок, благодарит меня, подняв кверху большой палец. Уже на выходе он снова догоняет меня и, обведя магазин руками, говорит: «Ай лав ю!» Ну что за милые люди в Турции!


Запасшись необходимым и отобедав в локанте, отправляюсь на трассу. Теперь надо найти дорогу на озеро Туз.
К 14 часам становится жарковато, хотя к этому времени по небу поплыли легкие облака. После еды неудержимо клонит в сон. Вижу заброшенное здание у дороги, однако в нем полная разруха. Тогда отхожу в сторону, валюсь на землю на краю поля зеленки и погружаюсь в зыбкий сон прямо под солнцем… Встал с одурманенной головой, но, по крайней мере, спать уже не хочется.
Вокруг плоское, как среднеазиатская лепешка, пространство, бескрайнее до самого горизонта. В стороне от дороги немало небольших населенных пунктов с каменными или саманными постройками, часто без всяких оград вокруг домов.
Добрался до крутого, под 90 градусов, поворота дороги к предстоящим впереди Гёльязы, Эскилю и далее Аксараю. Судя по карте, я где-то у самого озера. Оглядываюсь по сторонам. На совершенно ровной местности без единой возвышенности никакого намека на озеро. Дорога похуже отходит к виднеющемуся вдали, километрах в семи-восьми, селению. На стрелке-указателе написано: «Тузла». Решаю поехать, иначе озера мне явно не увидеть.



Дорога, в конце концов, уткнулась в ворота и проходную предприятия. Похоже, что именно здесь и добывают соль. Однако на моем пути возникает охранник в черной форме и в маске:
— Дальше нельзя.
— Хочу посмотреть Туз гёль.
Он согласно машет рукой — там мол, но…
— Я сожалею, нельзя — карантин, вирус.
Так что я оказался очень близко к озеру (высохшему, как говорил Сефа), но так его и не увидел. Пришлось возвращаться буквально не солоно хлебавши.
К 18 часам прикатил обратно к развилке дорог. До заката солнца остается час, надо поспешить с поиском подходящего места для ночевки.

Качу, озираясь по сторонам. Различаю вдалеке, что там, за проходной, поднялась в небо лента транспортера, а под ней протянулся сверкающий в солнечных лучах ряд соляных терриконов.
Солнце скрывается. Наконец нахожу удобную возвышенную площадку в поле, в 100 метрах от дороги. Веду туда велосипед, развертываю палатку и начинаю устанавливать дуги. Проехавший мимо черный автомобиль остановился, затем спятил назад, чтобы оказаться напротив меня. Из салона выскочил мужчина и что-то прокричал мне по-турецки.
— Не понимаю. Я хочу остановиться, спать здесь.
— Говоришь по-английски?
— Да.
— Какая проблема?
— Проблемы нет, спасибо.
— Нет? Все хорошо? Счастливо оставаться!
Ночное ненастье
Я проснулся без десяти четыре. Тихая ночь загудела под напором сильного ветра. Моя палатка, поставленная по обыкновению без тента (вечером было затишье и очень тепло), мгновенно заполнилась густой пылью. За несколько минут ветер усилился так, что палатка пригнулась к земле, и я стал опасаться за надежность держащих ее алюминиевых дуг. Выскочив из спальника, навалился с подветренной стороны головой и плечами, подпирая утлый шатер. Положение незавидное. Самое плохое, что не известно, сколько это продлится. Пыльная буря в пустыне Гоби, которую мне однажды пришлось пережить, продолжалась сутки и там нашу палатку просто снесло. Но, слава богу, ветер не расходится сильнее, и через некоторое время он, кажется, слегка ослаб. Я даже задремал в таком скрюченном положении. Но тут закрапал дождь. Потом снова усилился ветер. И снова посыпал дождь. В палатке стало мокро…
Борьба со стихией продолжалась до рассвета. Когда забрезжило утро, я выскочил из палатки, криво-косо натянул тент под упругим, рвущимся в руках ветром, и кое-как закрепил растяжки.
И снова пошел дождь…
Я включил фонарик. Вся нанесенная в палатку пыль превратилась в слой липкой грязи, спальник пропитался водой, палатка скособочилась.
К семи утра ветер все же утих, теперь только дождь налетает время от времени. Погромыхивает гром, и где-то далеко сверкают молнии. Я израсходовал почти весь запас сухих салфеток, чтобы более или менее избавиться от воды в палатке. Разжег горелку, вскипятил чаю и позавтракал. За плотным пологом туч, затянувшим весь небосвод, поднялось солнце, иногда прорывающееся до земли. Но дождь налетает снова и снова, не давая возможности хоть немного подсушиться и тронуться с места. Время уже 8:30, что ж, придется еще подождать.


Далекими глухими колокольцами забренчала приближающаяся отара овец. Вскоре палатку облаяли пастушьи собаки, недоверчиво обошедшие ее со всех сторон. Затем раздался голос пастуха, настойчиво пытавшегося что-то выяснить у меня по-турецки.



Восточная половина неба застелена светлыми облаками, западная наглухо затянута мрачными тучами. Оттуда и наносится дождь, волочащийся по земле, как грязная пакля. Я снова зарылся поглубже в спальник, лежу, отдыхаю.
Лишь в половине 11-го дождь прекратился. Выпив чашечку кофе с лавашом и кунжутной пастой тахин в ожидании, когда подбыгает палатка, я стал собираться. Все в грязи! И палатка, и одежда, посуда, еда, спальник, велосипед. Противно собирать вещи в таком состоянии. Но сложил, как получилось, поехал…
Через несколько километров рядом с дорогой появилось высохшее озеро, белеющее полосой соли. Надо сходить посмотреть. Оставляю велосипед у трассы, спускаюсь к сырой котловинке, едва не увязнув в липкой грязи. Но далее кристаллы соли сцементировали обнажившееся дно озера в ровную, твердую, сухую поверхность. По ней приятно идти, ощущая легкое похрустывание под ногами, словно зимний скрип снега. Вдали на невысоком возвышении над озером виднеются красно-черепичные крыши домов маленькой деревушки.

В начале второго я был в Гёльязы. В местном магазине Bahar Market взял бутылочку чая со вкусом персика, освежился, посидев в тени дома. Можно двигаться дальше.

Гёльязы — довольно большое село или даже городок. Проезжая по нему, я заметил, по крайней мере, три мечети. Дети, игравшие в стороне от дороги, при виде меня закричали оживленно: «Турист, турист!» А я пронесся мимо них на велосипеде, как Иванушка на белом лебеде!
С окраины Гёльязы несколько километров меня сопровождали два мальчугана на своих бисиклетах. Ни слова не зная по-английски, они ехали со мной молча, словно почетный караул.
Начался иль Аксарай и вновь обнулился километраж. До города Аксарая еще километров 90, до Эскиля — 15. Вокруг гуляют стада овец. Ясно доносится бреньканье их бубенцов. Один из пастухов, выгонявший свою отару из придорожного селения, шел в надвинутой на нос маске.
В 17 часов я заехал в городок Эскиль, 17 с половиной тысяч населения. Проехал его насквозь, остановившись лишь для того, чтобы набрать воды. На ту же дорогу после города уже не попал. Поехал по другой, которая под самый вечер вывела меня к городу Султанханы, известному тем, что в нем сохранился самый крупный на территории Малой Азии караван-сарай.
Солнце скрылось за горизонтом, когда я оказался у стен древнего сооружения. Спешно ищу место для ночевки. Нахожу подходящее на задах домов среди фруктовых деревьев неогороженного сада. Уже темнеет, сегодня никто не прогонит, а завтра рано утром я и сам уеду.
Однако поскольку я поставил палатку перед окнами дома и ужинал в ней при свете фонарика, меня скоро обнаружили, в связи с чем среди местных жителей, не знающих, как поступить с неведомым иностранцем, случился маленький переполох. Но после некоторых разбирательств меня оставили в покое, дав мне спокойно завершить день.
От «сарая» к «сараю»
Утром я встал с восходом солнца и уже в 7:30 подъехал к караван-сараю. Конечно, все еще закрыто. Время работы музея не указано. В этих местах, в Центральной Анатолии, Турция очень похожа на Среднюю Азию, в которой нет ничего точного и определенного.
Караван-сарай (буквально «дворец для караванов») построен в 1229 году. В 1957 году, через семь с лишним веков, он был отреставрирован. Величина его поражает, недаром это крупнейший караван-сарай в Турции. Высота его празднично украшенного входного портала 13 метров. Мощные стены со всех сторон укреплены дополнительно 24 полубашнями, превращающими временное пристанище торговых людей в настоящую крепость.
Дожидаясь открытия, я объехал караван-сарай вокруг и позавтракал, расположившись под его высокой стеной. В начале десятого появился привратный служитель с пачкой красивых цветных билетов. Молодую турецкую пару, подошедшую одновременно со мной, он пропустил бесплатно, а с меня взял пять лир.







Внутреннее пространство «дворца» ничем не заполнено, поэтому хватило двадцати минут, чтобы осмотреть его. В 9:30 я направляюсь на выезд из Султанханы. До Аксарая, административного центра одноименного иля, — 45 километров. Спокойная сельская дорога закончилась, теперь я еду по шумной четырехполосной трассе, по которой хочется пронестись, нигде не задерживаясь.
В 13 часов въезжаю в Аксарай, что в переводе означает «Белый дворец». В городе 230 тысяч населения, столько же, сколько в Кютахье и Афьонкарахисаре. Замечаю указатель к музею Аксарая, однако подъехав к нему, сталкиваюсь с проблемой. Вход в музей бесплатный, но посетителей просят показать электронный тест на отсутствие коронавируса. Такого теста у меня, естественно, нет. К счастью, в этот момент к воротам подъехала машина с начальством, которое и разрешило пропустить меня, ограничившись только измерением температуры. Провинция и сам город, стоявший на Великом шелковом пути, богаты своей историей, начинающейся с древнего каменного века. В археологическом зале меня впечатлили многочисленные изделия из черного, как сажа, обсидиана, блестящие на сколах так, как будто они были сделаны только вчера.

Сегодня жарче, чем накануне. Передвигаясь по городу, обратил внимание на электронное табло с температурой — в половине четвертого оно показывало 28 градусов.
Самая старая мечеть города, Улу Джами, построена во времена Сельджукской империи. Она до сих пор действующая. Высокий вход в нее призывно открыт, в верхней части он завешен ковром от солнца. Захожу в мечеть и я, сняв свои истоптанные сандалии перед порогом. Молитвенный зал полутемен в отличие от более поздних и, особенно, современных мечетей. Многочисленные столбы-колонны поддерживают арочные своды потолочного перекрытия, не имеющего купола. Голые поверхности каменных стен ничем не отвлекают правоверных от совершения намаза.



На выезде из города трасса круто устремилась в горы, вплотную подступившие к плоской равнине. Высота следующего на моем пути города, Невшехира, почти на 250 метров больше, чем Аксарая. В гордом одиночестве над раскинувшимися внизу городскими постройками высится пятизвездочный отель «Алтунташ» — «Золотой камень».
Дорога и далее понемногу тянется вверх. До наступления темноты я, уставший и разомлевший, проехал всего лишь 14 из предстоящих до Невшехира 75 километров. Расположился среди распаханных полей на пятачке, усеянном камнями и колючими растениями. Но для разнообразия можно и на колючках переночевать.
На пороге Каппадокии
Хорошенько выспавшись (поднялся только в 7 часов, когда выглянуло солнце), стал читать о городках и достопримечательностях Каппадокии, которую мне вот-вот предстоит увидеть.
С утра ехать гораздо легче: и я отдохнул за ночь, и дорога более или менее выровнялась. Но чувствуется, что сегодня будет так же жарко, как и вчера. По обеим сторонам дороги потянулись округлые горки, в подножии которых ютятся небольшие селения. Горизонт окутан белесо-серой пыльной дымкой. Дует ровный ветер, облегчающий наступающую жару.


За 30 километров до Невшехира начинается одноименный иль. В половине второго я добрался до Аджигёля, городка с шестью тысячами населения. Заезжаю, намереваясь пообедать перед Невшехиром. Торопиться мне сегодня некуда. Городок маленький, мечеть же в нем построена огромная, с четырьмя вонзающимися в небо минаретами по углам многокупольного здания. Однако местечко, где можно хорошо поесть, я нашел не сразу. При этом курица-тавук, как мне показалось, стоит дороговато — 35 лир.





Как до, так и после Аджигёля с обеих сторон дороги тянутся бахчи с бесконечными рядами спелых желто-зеленых тыкв. Снующий по полю колесный трактор со специальным агрегатом-прицепом подхватывает их с земли и измельчает в пюре.

Остановился я перед самым Невшехиром, чуть-чуть не доехав до нового строящегося микрорайона города. Здесь над трассой высится сухая сопка с небольшим, сбегающим по крутому склону клинышком леса. Еле взбираюсь наверх, толкая велосипед по кривой дорожке, заполненной в протертостях колеи тонкой липкой пылью. Расположился я у самой вершины с видом на город и на ведущее к нему шоссе, по которому приехал. Надеялся заснять сверху красивый закат, но солнце село не интересно — оно лишь посветлело, а потом утонуло в пыльной пелене, укутавшей окрестные горы. Тем не менее, я в дверях Каппадокии и завтра буду знакомиться с этим необыкновенным местом.
Запели муэдзины, призывая правоверных помолиться на исходе дня. Заскрипели сверчки, и земля стала погружаться во тьму…