Юрий Лыхин
Над Мраморным морем
Раннее утро. Из-за моря с той стороны, где остался Стамбул, разбухшим красным пятном выползло солнце. Достаю купленные вчера на выезде из Текирдага солоноватую рассольную брынзу и зеленые оливки. Косточки из оливок вынуты и вместо них, как маленькие красные глазки, вставлены кусочки моркови. Белый хлеб-экмек, брынза, оливки, инжир — неплохой получается завтрак!
Собираюсь лениво, между делом читая взятую с собой книгу про ислам. Выезжаю в девять. Снова пришлось клеить камеру, еще раз проколотую на подъеме. Потом вынужден был остановиться, чтобы заменить стершуюся тормозную колодку. Наконец добрался до приютившегося на горном склоне селения Йеникёй. «Кёй» в этом и подобных географических названиях означает «деревня». У дороги несколько мужчин заняты строительством дома. Поздоровался с ними по-турецки: «Мерабá!» В ответ выслушал целую речь. Пришлось сознаться, что кроме «здравствуй» и «прощай» я больше ничего не понимаю: «Я из России». — О, Русия! — воскликнул пожилой турок и молитвенно прижал руку к сердцу.
А какой замечательный спуск начался после Йеникёя с широко открывшимся видом на сверкающее под солнцем Мраморное море! Какая красота! Чуден мир твой, господи! И если вчера вечером я клял выпавшую мне дорогу, то сейчас думаю: «Чем более труден путь, тем интереснее он оказывается». Так оно, наверное, и в жизни.
Однако красота — штука опасная. Я свернул на травянистую обочину, чтобы сфотографировать вид с обрыва и был наказан за излишнее влечение к природным красотам четырьмя проколами износившейся покрышки заднего колеса. Колючки, знакомые мне по Кавказу, во множестве растут и здесь. Впредь на траву надо заезжать осмотрительнее.
Спуск к морю, к сожалению, был недолгим. У воды на небольшой ровной площадке с песочком устроен пляж. Он тоже заполнен. Не останавливаясь, я двинулся дальше, в новый подъем, хоть уже не столь крутой и долгий. На очередном спуске устроена затененная терраса кафе с видом на море. Жарко, хочется только пить и только чай — крепкий, в маленьком тюльпановидном стаканчике из тонкого стекла. Конечно, сладкий, — сахар-рафинад, каждый кусочек которого упакован в бумажную обертку, свободно лежит на столе в пластиковой сахарнице. Вкус турецкого чая неповторим — крепкий, с легкой горчинкой, всегда горячий. И хотя я не любитель черного, или, по китайской классификации красного чая, но в Турции пью его с удовольствием. Как, впрочем, и в Азербайджане. Однако, когда я купил пачку того же азербайджанского чая в Иркутске, увы, он не показался мне таким замечательным. Все хорошо в родном окружении!
Продолжаю спускаться дальше. За поворотом показалось селение Учмакдере, жители которого при расширении дороги пощадили старую чинару, оставив ее стоять посреди асфальта.
Дорога еще немного приспустилась и уткнулась прямо в море. Вода в нем теплейшая! Только здесь, в южном краю, и начинаешь по-настоящему понимать выражение «как парное молоко». Люди подолгу плещутся в воде, не желая вылазить под обжигающее солнце. Счастливцы турки — их страну омывает четыре ласковых моря! А в России 13 морей, да в большинстве из них особо не покупаешься.
После Учмакдере дорога побежала по самому берегу. Еду, лениво шевеля педалями. Вот оно, счастье! Тепло, море, ровная дорога, Турция!
Нельзя представить Турцию без оливковых рощ. Они часто встречаются по дороге. У оливковых деревьев — извилистые, причудливо искореженные стволы, поддерживающие круглые шапки зелени. Листочки у оливы небольшие, продолговатые, сверху темные, а снизу нежно-зеленые. Пестренький, но в целом, светлый наряд.
Около 18 часов я был в местечке Мюрефте. Остановился здесь, чтобы подкрепиться чорбой мерджимек, сваренной из красной чечевицы. Однородное жидкое пюре светло-оранжевого цвета, как обычно, подали с кусочком лимона и большим количеством хлеба.
Короткий отдых за столиком под тентом на вымощенной камнем набережной. Темный силуэт острова Мармара отступил назад и теперь не мешает видеть противоположный берег моря, устремившийся к сужению в Дарданеллах. Пожалуй, стоит добраться сегодня до Шаркёя, расположившегося в основании Галлипольского полуострова, кривой меч которого разделяет Мраморное и Эгейское моря.
В Шаркёе я оказался в 19 часов. Предполагая после него остановиться у моря и постирать пропотевшую рубашку, купил оливковое мыло, просвечивающее нежной зеленью и так чудно пахнущее! Но после Шаркёя дорога потянулась в гору и отошла в сторону от воды. На ночевку пришлось расположиться в полях.
На сегодня я проехал ровно 200 километров, примерно одну десятую часть запланированного маршрута. Выходит в день по 50 километров. Для первых дней путешествия это нормально.
Тутурский поп и рыбка карагёз
Ночевал я возле обширного земледельческого хозяйства: тут и бахча с арбузами, и поля с капустой, перцами и другими овощами. Хотел расположиться на ровной бахче, но показалось неловко — еще заподозрят в воровстве. Я продвинулся дальше и устроился на краю убранного кукурузного поля. И хорошо сделал, ибо хозяйство находится под охраной и уже в темноте ко мне подъехал вооруженный ружьями патруль. Быстро поняв, что я иностранец и не представляю угрозы для их урожая, меня оставили в покое.
Засыпаю под воркование дикого голубя. Вспоминаю, когда в детстве на реке Лене я ходил с дедом в лес, он «переводил» мне несложную песенку диких голубей: «Тутурский поп, тутурский поп!» И вот я в стране, о которой пели те голуби. Здешние представители отряда голубиных исполняют ту же песенку по-другому: «Тутур — тут! Тутур — тут!»
Утром с рассветом появились работники хозяйства, громко затарахтела техника, и я был вынужден свернуться пораньше. Уже без 15 минут восемь выбираюсь на трассу.
Остановился сфотографировать рыбацкие суденышки и лодки, стоящие на приколе в протоке рядом с придорожным ресторанчиком. Потом решил выпить чаю. Зашел внутрь, а в ресторанной витрине полно разной рыбы: кавак, карагёз, чупрá, иставри́д, леврéт, сардалия. Грех не попробовать! Остановился на рыбке карагёз. Зажаренная целиком, с порезанным ломтиками помидором, сырым луком и листьями зелени, политая лимонным соком — настоящее объедение! Сижу в тени здания над веющей прохладой водой. Качающаяся стена зеленого камыша на другой стороне неширокой протоки успокаивает взор. Подо мной мягкое сиденье, звучит меланхолическая музыка, я расслабленно потягиваю чай — все это и составляет турецкий кейф. Как такие минуты украшают путешествие!
Однако, как и в первом путешествии по Турции, я был поражен, насколько дорога здесь рыба. 65 лир (650 рублей) я заплатил за одну рыбку, два стаканчика чая и небольшую бутылочку воды. И все-таки, хорошо!
Тем временем близится полдень, и как не хочется покидать уютное заведение, надо ехать дальше. Вскоре моя дорога сливается с более крупной трассой. Засомневавшись в правильно взятом направлении, обращаюсь к вышедшему из магазина турку. Неожиданно обнаруживается, что он говорит по-русски. Зовут его Байрамом. Работал в Тюмени, а в 1996 году, когда произошла девальвация рубля, — в Москве, там строили больницу. По профессии Байрам электрик, сейчас на пенсии. Идет он по дороге в маске, говорит, что за нарушение масочного режима в Турции взимают большие штрафы.
Трасса повела меня вглубь Галлипольского полуострова. Вскоре вижу дорожный указатель, судя по которому, до города Гелиболу всего 18 километров, до Эджеабата — 60, до Чанаккале — 70 километров. Хребет Текирдаг теперь уже однозначно позади. Справа меня сопровождает темно-синяя полоса Саросского залива — глубоко вдающейся в сушу части Эгейского моря. Уходящий вдаль берег залива растворяется в светло-голубой дымке живописного сфумато. Где-то там начинается Греция.
В половине третьего я добрался до Гелиболу. При въезде в него расположился супермаркет MMMigros. Конечно, захожу, поскольку в крупных магазинах цены ниже, порой значительно. В них и выбор больше, и ценники на виду. В отдельном углу супермаркета продается пиво и алкогольные напитки покрепче, в том числе турецкая анисовая водка — ракы. Не соблазнившись уже знакомым мне лекарственным вкусом анисовки, я выбираю маленькую бутылочку Efes Pilsen, пива известной турецкой марки с отчетливой хмелевой горчинкой. Для предстоящей ночевки и дальнейшего пути нужен и некоторый запас продуктов; выбирая их, я внимательно обследую ряды стеллажей. Купленный ранее чай в пакетиках меня совсем не удовлетворяет, поэтому беру 200-граммовую пачку черного турецкого чая подороже, тетрапак вишневого сока, несколько пачек супа-чорбы в пакетиках, лаваш вместо хлеба-экмека и снова оливки, как же без них в Турции! Все вместе на 40 лир.
Выйдя из супермаркета, замечаю указатель к «русскому» памятнику, сооруженному на окраине города в память об умерших на чужбине российских воинах. Осенью 1920 года, ровно сто лет назад, в Галлиполи, как тогда именовался Гелиболу, высадились 25 тысяч солдат и офицеров Русской армии генерала П. Н. Врангеля, покинувших Крым. Лагерь в Галлиполи стал важным военным центром белой эмиграции. Маленький городок, большую часть населения которого составляли греки, на некоторое время фактически стал русским. На месте погребения скончавшихся здесь в 1920–1921 годах и поставлен этот памятник. «Упокой, Господи, души усопших», — написано на нем.
Вернувшись к трассе, ведущей в Гелиболу, добрался до невзрачной площади, от которой отходит еще более неинтересная торговая улица. Миновав ее, съезжаю в порт, где находится фактический центр города — старая рыбацкая гавань и прилегающая к ней площадь, заполненная кафе и ресторанами. У самой воды стоит каменная башня, единственное, что осталось от древнего византийского укрепления. Во время пребывания здесь Белой армии башня служила гауптвахтой для русских солдат и офицеров. Музей, устроенный в ней, к сожалению, закрыт. Смотреть, получается, и нечего, несмотря на то что это самый большой город на Галлипольском полуострове — 30 тысяч жителей.
Обращаю внимание на множество беспризорных собак и кошек. Вспоминаю Стамбул, в котором вообще кошки стали отличительной чертой города в глазах иностранных туристов. Но, оказывается, стамбульская эта особенность характерна для всей территории страны. При этом уличные животные нигде не остаются без заботы со стороны людей. Их никто не шугает, их охотно подкармливают, и выглядят они вполне ухоженными, а порой даже холеными.
Время 17 часов. Воздух знойный, разогревшийся, как в духовке. Но надо двигаться дальше.
Изнывая от жары, еду по шумной трассе. Через час, однако, зной спал, а я приблизился к проливу. Над водой возвышаются гигантские, высотой более 300 метров, пилоны будущего подвесного моста через Дарданеллы. Они в десять раз выше знаменитого, поражавшего когда-то своими размерами, Колосса Родосского — одного из чудес света. На верху каждого из пилонов, словно журавли на одной ноге, стоят строительные краны. Представляю, каково там работается крановщику — не без страха низвергнуться с такой высоты!
Пролив совсем рядом — за неширокой полосой зеленой растительности слева от меня. По нему, басовито гудя, идут большие грузовые корабли, следующие в Средиземное море.
Замечаю отворот с трассы в сторону воды и, не раздумывая, устремляюсь туда. Время около 19 часов, через час с небольшим стемнеет, а потому нельзя упускать такую возможность. И вот я уже купаюсь в Геллеспонте, как называли Дарданелльский пролив древние греки. Тут же, в 20 метрах от негромко плещущих волн, ставлю палатку с видом на пилоны и противоположный берег. Разжигаю горелку под котелком, завариваю погуще чай «Чайкур» и ужинаю, обозревая открывающееся передо мной пространство через откинутый полог палатки. Трудно было представить такое еще неделю назад!
Заходит солнце, зажглись огни на пилонах, затем вспыхнули огоньки населенных пунктов, протянувшихся по азиатской стороне пролива. На небе загорелись первые звезды. На Дарданеллы опускается звенящая сверчками ночь.
Покидаю Европу
Тихим спокойным утром, зайдя по колени в воду, стираю рубашку. Я один на берегу пролива позади обширного огорода, в котором краснеют перцы и помидоры. Несколько домиков расположились здесь вдоль трассы, вытянувшись приусадебными участками в сторону воды.
Выезжаю в девять. Дорога по-прежнему тянется вдоль пролива. Через 15 километров останавливаюсь, чтобы выпить горячего сладкого чая, подающегося тут в маленьких бумажных стаканчиках, и снова еду.
В 10 часов становится жарко. Впереди показалась так называемая узость Чанаккале, после которой пролив Дарданеллы делает поворот на 90 градусов. Перед городом Эджеабат Галлипольский полуостров резко сузился, образовавшийся перешеек имеет ширину всего восемь километров. Остановившись, я искупался в теплом, врезавшемся в сушу сине-зеленом заливе, а затем махнул на другую сторону полуострова по проложенной в этом месте дороге. Менее чем через час я вновь ныряю в воду, но уже в Эгейском море. Вода здесь более прохладная и соленая, чем в Дарданеллах.
Эгейское море — колыбель античного мира. По образному выражению Платона, греки жили вокруг него, «как лягушки вокруг пруда». А названо оно было, согласно древнегреческой мифологии, по имени афинского царя Эгея, который покончил с собой, решив по ошибке, что его сын Тесей погиб на острове Крит в бою с Минотавром.
Возвратившись той же дорогой к проливу Дарданеллы, я продолжил путь к Эджеабату. Вот и город — небольшой, всего 6 тысяч населения. Проезжаю по недлинной центральной улице, протянувшейся параллельно набережной и рыбацкой гавани. Замечаю локанту. Поскольку время обеденное, захожу, выбираю что-то тушеное с грибами и сажусь за стол. В плетеной корзинке на нем лежит хлеб в завязанном полиэтиленовом пакете, в прозрачных пластиковых баночках с темными крышками — сахар, соль, красный и черный перец. Воду в кувшинах, увы, и здесь не подают, ее покупаешь в бутылочках.
Я завершал трапезу, когда обслуживавший немногочисленных посетителей пожилой турок неожиданно принес мне нечто, похожее на овощную икру, расплывшуюся по тарелочке. Однако «икра» оказалась горячей и о-очень сладкой. Заинтересовавшись, я спросил, как это блюдо называется. Мужчина с улыбкой произнес: «Эльвá». Так я попробовал только что приготовленную, еще не остывшую халву, по-турецки helva.
После обеда возвращаюсь к центру города, где к причалу подходят паромы-ферри. Они курсируют круглосуточно, ночью через два часа, а с 6 утра и до полуночи — каждый час. Билет для одного человека стоит 4,5 лиры, за бисиклет денег не берут.
Не прошло и 20 минут, как паром наполнился машинами, и в 15 часов он отчалил, направившись к белеющему на противоположном берегу городу Чанакале.
Через полчаса я вместе с другими пассажирами парома оказался в Азии, а точнее в Малой Азии, как называется Анатолийский полуостров, на котором располагается большая часть Турции. Чанаккале — это бывшая османская крепость, основанная в XV веке. В XVIII–XIX веках она превратилась в центр гончарного производства, отсюда и составное название города, в котором слово ҫanak означает «горшок», а kale — «крепость».
Не спеша веду свой велосипед по узким улочкам в центре города, густо заполненного всевозможными магазинчиками и кафе. Захожу в небольшой, бесплатный для посетителей, городской музей. Затем ищу Троянского коня, установленного где-то на набережной после съемок фильма «Троя» с Брэдом Питтом в роли Ахиллеса. А вот и он — интересное сооружение, возле которого фотографируется всякий проходящий.
Несмотря на то что мобильного телефона (а вместе с тем и приложения Google Maps) у меня с собой, как обычно, нет, выбраться из Чанаккале не составило труда. Везде дорожные указатели на Трою, до которой всего 37 километров, далее на город Балыкесир, предстоящий на моем пути, и курортный Измир на побережье Эгейского моря. Выезжаю на окраину города, потом десяток километров двигаюсь по оживленной трассе. Велосипедист, везущий с базара две сумки фруктов, остановил меня, расспросил по-английски и подарил на прощание большую гроздь белого винограда.
В 20 километрах от Трои, на заросшей сосновым лесом горке сворачиваю по дороге, направившейся вниз к проливу. С той и с другой ее стороны протянулись проволочные заборы, но вот в них обнаруживаются распахнутые ворота. Грунтовая дорожка ведет по не вырубленному лесу к строительной площадке, не доезжая которой я и располагаюсь под толстыми, вековыми, длиннохвойными соснами. Тяжелые кроны сосен с гулом раскачивает крепкий ветер. В Сибири такой обычно предвещает дождь. Но здесь вряд ли что прольется с неба, поэтому тент на палатку я не накидываю.
Залажу в свой домик, лакомлюсь виноградом. После него ужинать уже и не хочется, но чай я пью с наслаждением. День был жаркий, а солнце здесь жгучее: что не подставишь, вмиг сгорает! Вчера я ехал в шортах, у меня побагровели колени. Сегодня пришлось жариться в джинсах. Колени сберег, но теперь пострадал нос. Он красно-синий, как спелая слива, и кожа с него щедро облазит.
Ниже от меня по дороге возвышается большое каменное здание. С наступлением темноты в нем засветились окна, а к ночи там отпустили с привязи собак. Они быстро обнаружили мое присутствие, однако к палатке, слава богу, приблизиться не решаются. Под их непрерывный лай я и засыпаю.
От Трои к Лесбосу
Выехал пораньше и к 10 часам я был уже в Трое, как раз к открытию устроенного на месте археологических раскопок музея. Происходившие в этом легендарном месте события известны нам по двум поэмам Гомера — «Илиаде» и «Одиссее». Много веков назад стены Трои осадило войско греков-данайцев. Елена Прекрасная, из-за которой и началась эта война, великие воины Гектор и Ахиллес, хитроумный Одиссей, придумавший, как взять неприступную крепость с помощью деревянного коня («бойся данайцев, дары приносящих!») — все они сошлись в этом месте. Еще в школе я читал о поисках утерянной Трои в новое время, о раскопках и сенсационных находках Шлимана, столь впечатливших меня тогда и сподвигших впоследствии стать археологом.
Некогда Троя была расположена на берегу мелкой лагуны при входе в Дарданеллы. С течением времени лагуна заилилась и превратилась в распахиваемые поля. Сегодня крепость отстоит от Эгейского моря на добрых семь километров. Холм Гиссарлык, где была обнаружена Троя, зарос карагачем, дубками, пышным и легким тамариском.
Три часа провел я в Трое, дважды обойдя ее по специально устроенным пешеходным мосткам. Осуществилась моя давняя мечта: я потрогал Трою руками!
Покидаю музей в 13 часов, в разгар жары, и только к 15:30, преодолев два длинных затяжных подъема, добираюсь до ближайшего по трассе городка. Сам по себе он ничем не примечателен, я стремился к нему, подгоняемый голодом. Три нектарина, съеденные по дороге, лишь ненадолго успокоили пустой желудок.
Порция густой чорбы с порезанным на куски батоном белого хлеба-экмека и стаканчиком крепкого сладкого чая меня удовлетворили. Обедал я за столиком снаружи кафе, на продувающем ветерке в тени здания. Ветер здесь, на Эгейском побережье, дует постоянно: днем он веет с моря, а ночью в обратном направлении. Бриз. Для романтика из далекой Сибири это не просто суточное перемещение воздушных масс, а ветер странствий, волнующий кровь, зовущий в неведомые страны навстречу приключениям…
Автомобильная трасса тянется вдали от воды, с севера на юг пересекая западную часть полуострова Малая Азия. Заночевать же мне хотелось бы на море, до которого по трассе еще далеко. И я нажимаю на педали из последних сил…
Ближе к вечеру добрался до 9-тысячного городка Айваджык. Остановился в нем, чтобы купить сладкого сока (это глюкоза — источник энергии!), залпом выпил половину тетрапака и с новыми силами по предзакатной прохладе помчался к морю местной дорогой. Выскочил на высокий берег, когда солнце уже скрылось за окрестными горами. Крутой спуск и без 15 минут восемь я оказался у моря перед небольшим прибрежным поселком. Первым делом ныряю в воду, смывая с кожи соленый пот, а затем ставлю палатку между двумя толстыми оливами-сестрами. Варю чечевичную чорбу из пакетика и кипячу чай…
Тяжеловатый день получился. Сделал, наверное, километров 90, да не с одним подъемом. Но сейчас можно расслабиться. В окружающей темноте звенят сверчки, тонкие трели которых сливаются в единую музыку радиоэфира. Сзади грозно шумит море, неутомимо набрасывающее на берег волну за волной. Шелестят на ветру кроны деревьев. Небо черное, колесо Млечного Пути катится из Греции в Турцию. Ковш Большой Медведицы склонился к самому горизонту. На острове Лесбос, который темной махиной перекрывает залив Эдремит, горят пятна огней — это уже греческие селения.
Как все невероятно для меня и так естественно для этого места!