В долине Зеравшана

Выехали поздно, в 7:40. Ноги до сих пор побаливают. Дорога серпантином зазмеилась вниз. Катимся не торопясь, останавливаясь на красивых поворотах и обозревая окружающие нас горы. Через 22 километра спускаемся к мосту через Зеравшан, мутным потоком несущимся по дну глубокой долины. Между руслом реки и склоном хребта теснится кишлак Хушикат Айнинского района. Заходим в ошхонаи. Выбор блюд здесь совсем небогат, но мы голодны. Я взял отвратительно приготовленные пельмени, Никита же благоразумно попросил поджарить ему три яйца с тремя сосисками — такое блюдо трудно испортить. В маленьких таджикских селениях кормят неразнообразно и невкусно, поэтому для обеда, конечно, стоит предпочитать поселки покрупнее и кафе поприличнее.

Несколькими километрами дальше выбираемся к районному поселку Айни. На его центральной улице стоит Дом культуры. Перед входом в него установлен скромный памятник Абу Абдуллаху Рудаки — основоположнику персидско-таджикской литературы, родившемуся в IX веке на территории соседнего Пенджикентского района. Справа площадку с памятником ограничивает стена мечети, обойдя которую, мы вдруг уткнулись в древний минарет Варзи Манор. Его возраст относят ни много ни мало к XI–XII векам. Ветхие стены минарета, изъеденные временем, укрыты защитным стеклянным колпаком, создающим впечатление экспоната в витрине.

На выезде из поселка знакомимся с Уктамом. Он работает на строительстве Рогунской ГЭС, возводящейся на реке Вахш в 110 километрах от Душанбе. Стройка ведется уже восемь лет и еще, по крайней мере, шесть предстоит. По проекту здание ГЭС должно быть подземное, а плотина высотой в 335 метров станет самой высокой в мире. Для таджиков, работающих здесь вместе с итальянцами, — это стройка века!

Беседуя с Уктамом, проясняем для себя вопрос о повсеместно распространенном в этих краях насвае. В Ферганской долине он выглядит как мелкие зеленые шарики, расфасованные в порционные полиэтиленовые пакетики, в Таджикистане — как мелкая крошка. Говорят, что таджикский насвай сильнее. Готовят его из табака, извести или золы, куриного помета с добавкой растительного масла и разных приправ для улучшения вкуса. «Насвай заложить» — излюбленное мужское занятие. Его кладут за губу, помещают под язык и держат в скапливающейся во рту слюне от 15 минут до часа. Разговаривать при этом приходится с выдвинутой вперед челюстью.

— Ну, и какие ощущения? — спрашиваю я.

— Ощущения? Да никаких особо, просто такая привычка.

Между тем содержащаяся в насвае щелочь усиливает всасывание никотина в кровь через слизистую рта. Постоянное употребления насвая вызывает никотиновую и психическую зависимость, недаром в России он включен в список психоактивных, наркотических, веществ. Его производство и реализация в нашей стране запрещены. Здесь же говорят так: «Коран запрещает пить перебродивший сок виноградной лозы, но в нем ничего не сказано о насвае». Поэтому и в Узбекистане, и в Таджикистане насвай продается на рынках и в частных магазинчиках совершенно свободно.

От Айни начинаем подниматься по притоку Зеравшана Фандарье, глубоко прорезавшей Зеравшанский хребет. Дорога в самом низу проложена между отвесными каменными щеками. От них пышет зноем, на дороге, как в печке. И вдруг льющийся сбоку со скалы водопадик! В отведенных от него струях охлаждаются бутылки с кисло-молочным айраном, который продают мужчина и маленький мальчик. Чуть повыше на круче пристроилась их неказистая хибара. Почти все проходящие по трассе машины задерживаются здесь, если не ради айрана, то ради вкусной холодной воды.

Наполнив свои бутылки, мы прямо в одежде залезли под водопад, с тугой силой бьющий по голове и плечам. Сразу стало легче. А как приятно после ледяного душа пройтись босиком по горячему асфальту! Хорошая остановка в пути!

Проехали еще немного, присели отдохнуть в тени скалы. Проезжающие мимо машины обдают накатывающими волнами жара. Однако после 17 часов солнце уже не достает до дна ущелья, и мы едем, не испытывая перегрева. Скалистые склоны красочно горят под лучами закатывающегося светила…

К 19 часам мы сделали 60 километров и остановились в яблонево-абрикосово-алычовом саду на окраине небольшого кишлака возле шумящей речки. Падаем на спальники и засыпаем, не дожидаясь наступления темноты.

Тоннель «Истиклол»

Выехали не рано, в 7:40. В колоритном кишлаке Такфон на берегу быстрого Ягноба нас впечатлили каменные жилища с плоскими крышами и маленькими оконцами, которые тесно прижались друг к другу под крутым склоном горы. Сейчас они используются как стайки для скота, но еще несколько десятилетий назад в них явно жили люди.

После Такфона начинается крутой извилистый подъем над уходящей в синеву гор рекой Ягноб. До верха сросшегося с Зерафшанским Гиссарского хребта остается 17 километров. Подъем тяжелый, пришлось поупираться. Но вот и он — Анзобский тоннель, или тоннель «Истиклол», что в переводе с таджикского значит «Независимость».

История этого тоннеля довольно длинна. Его строительство началось еще в 1988 году, однако после распада СССР было приостановлено. В 1999 году работы по проходке тоннеля возобновились, а в 2003 году на помощь пришли иранцы. Летом 2006 года состоялась торжественная церемония открытия тоннеля с участием президентов двух стран. Однако и после торжества работы по достройке тоннеля продолжались и лишь в августе прошлого года он официально введен в эксплуатацию.

Въезжаем в чрево горы. Тоннель длиною 5 040 метров чуть покороче, чем Шахристанский, но еще более грязный, дымный, темный и вдобавок сырой, со льющейся отовсюду водой. Мы ехали 30 минут через этот ад, боясь, чтобы в царящем здесь мраке нас не сбила какая-нибудь машина.

Проезд по обоим тоннелям оставляет по себе неприятное впечатление. Но для Таджикистана эти сооружения стали большим достижением. В советское время путь между южными и северными районами страны был непрост. Через перевалы вела узкая дорога, на которой автомобили разъезжались с трудом. Образовывающийся на серпантинах гололед, снежные заносы и лавины делали этот участок дороги сложным и опасным. В пропасть под извилистой трассой уходило немало машин. В зимний период проезд через Анзобский перевал высотой 3 372 метра был закрыт в течение шести месяцев. Теперь же, благодаря построенным тоннелям, этот путь стал круглогодичным.

Мы выскочили из тоннеля «Независимость», словно черти из грязной коробочки, но были вполне вознаграждены открывшейся перед нами картиной: зеленые горы и заснеженные скалы, глубокая долина, по дну которой змеится тоненькая серебристая речка — потрясающая красота!

От тоннеля «Истиклол» до Душанбе остается 73 километра. Спускаемся в долину Варзоба, который и должен привести нас в столицу. В верхней части расхваливаемая долина реки узкая и сильно замусоренная. Обочины дороги искорежены техникой, завалены грудами песка и камня. Встречающиеся по пути постройки выглядят убого. Поесть негде… Наконец увидели какую-то закусочную. Однако в меню только жареное мясо, жирные шурпа и лагман. Тяжелая для желудка пища. Сопутствующая нам с самого начала путешествия она в какой-то момент начинает вызывать отвращение. Я спрашиваю:

— Яйца есть?

— Есть.

— Можете яичницу приготовить?

— Нет.

С тем мы и покинули это заведение.

Остановились за кишлаком в тени деревьев, попили водички холодненькой, погрызли урюка. Потом притормозили у небольшой заводи кипящего Варзоба. Искупались в холодной воде и с удовольствием растянулись на горячих камнях.

В 17 часов, когда солнце коснулось края высокой скалистой гряды и наша заводь оказалась в тени, стало неожиданно зябко. С сожалением покидаем приятное место.

Расположились, доели последнюю пачку киргизской лапши, халву, пряники. На завтра у нас остается только чай с урюком, да яблоки из сада, которыми хозяин предупредительно предложил угощаться.

Проехали еще немного. Ущелье по-прежнему тесное, дорога прижата скалами к самой воде. Увидев на другой стороне Варзоба небольшую ровную площадку с фруктовыми деревьями и сухой травой, решаем остановиться. Это явно частное владение, мостик через реку перегорожен воротами, но калитка открыта. Протискиваемся в нее со своими рюкзаками. У вышедшего навстречу молодого парня просим разрешения остаться здесь на ночь. Он без колебаний соглашается, лишь просит не оставлять после себя мусор. Но мы и без напоминаний не позволяем себе подобного.

В 5:30 поднялись и через полчаса отправились. От реки веет холодом, солнце освещает только каменные вершины, ехать даже прохладно. Вскоре вдоль трассы появились дома, стоящие на площадках фуры, ошхоны. Одна из них уже работала. Здесь яичницу нам могут приготовить, а потому останавливаемся на завтрак.

Кишлак под названием «Понедельник»

На улице поселка уже много народа. Хозяева выгоняют из дворов коров, по краю дороги спешат груженые ослики, быстро перебирающие тоненькими палочками сухих ног. В сторону от реки, вверх в ущелье направилось хорошо укатанное асфальтированное шоссе на курорт Ходжа-Обигарм — известную и за пределами страны здравницу с горячими радоновыми источниками. Начиная с этого места, долина Варзоба выглядит гораздо приличнее.

На 38–39 километре от Душанбе расположилась загородная резиденция президента страны Эмомали Рахмона, портреты которого мы имеем счастье видеть в каждом кишлаке. Какие тут хоромы настроены! Вплоть до здания, которое, как мост, перекинуто через 30-метровый Варзоб. Но на красивом металлическом заборе висят таблички, запрещающие фотографировать это великолепие.

Чем дальше вниз, тем плотнее застройка берегов Варзоба, тем красивее и роскошнее становятся дома и постройки. Говорят, что здесь самая дорогая недвижимость в Таджикистане. Варзоб — любимое место отдыха душанбинцев. Вдоль реки разбросаны многочисленные дома отдыха, турбазы, кафе. Берега соединены множеством мостов и мостиков, над водой расположились беседки и павильоны, где можно посидеть за едой, чаем или пивом.

На 18-м километре началась окраина Душанбе, отмеченная скромной табличкой. Время половина девятого. Солнце уже вовсю расплескалось по небу, почувствовалась жара. Город находится на высоте 700–900 метров в обширной межгорной впадине — Гиссарской долине. Это наиболее густо населенное место в Таджикистане, 93 процента которого занимают горы.

Въезжаем в столицу по центральной магистрали — проспекту Рудаки. Закутанные в платки женщины подстригают траву на газонах взмахами узких серпиков, мелькающих в руках. Мне нравятся наряды таджикских женщин: яркие, узорчатые платья туникообразного покроя и выглядывающие из-под них шаровары из такого же материала. Ношение национальной одежды всячески приветствуется правительством Таджикистана.

Не сразу находим свой City Hostel Dushanbe. Никакой вывески на больших, выходящих на улицу воротах у него нет. Располагается хостел в двухэтажном особняке в ряду подобных строений на узкой, извилистой улице в стороне от проспекта. Существует он меньше года. Мы разместились в восьмиместной комнате по 10 долларов за брата, заплатив за две ночи 374 сомони. В комнате все просто — четыре двухэтажные кровати, восемь кабинок для вещей, но чисто и опрятно. Умывальник, туалет и душ находятся в смежной примыкающей комнатке. Мы с удовольствием моемся, переодеваемся и собираемся на прогулку, знакомиться с городом.

«Душанбе» по-таджикски означает «понедельник». Кишлак с таким названием возник на перекрестке дорог, где по понедельникам организовывался большой базар. До революции Душанбе был одним из многочисленных кишлаков Гиссарского бекства на востоке Бухарского эмирата. В 1924 году, после ожесточенной войны с басмачами, Таджикистан стал автономной республикой в составе Узбекской ССР, а Душанбе сделан ее столицей. Еще через пять лет, в октябре 1929 года, была образована самостоятельная Таджикская ССР. Душанбе при этом переименован в Сталинабад, коим он оставался до 1961 года, до хрущевского развенчания культа личности Сталина.

Сегодня Душанбе насчитывает 800 тысяч жителей — девять процентов от девятимиллионного населения Таджикистана. Если по своей площади Таджикистан — самая маленькая страна в Средней Азии, то по числу населения он обходит Киргизию, в которой живет всего 6 миллионов человек.

Первым делом мы решили съездить в находящийся неподалеку от хостела Ботанический сад Академии наук Таджикистана. Над входными воротами в него написано: «Боги ботаники». Таджикское слово «боги» с фрикативным «г» и означает «сад». Целый ряд растений, которые встречались нам в пути, обрели в этом саду свои названия: индийская сирень, шелковая акация, хилопсис, роскошные цветы которого невольно обращают на себя внимание, восточный платан, называющийся в здешних местах чинарой, и не только.

В одном из уголков Ботанического сада начал создаваться музей народного зодчества и культуры. Мы с интересом зашли в традиционный таджикский дом, наполненный предметами старины: переметными сумками хурджунами, вышитыми настенными сюзане, сосудами из тыквы горлянки, металлическими чайниками кумганами, деревянными башмаками на трех ножках, называемыми «кафши чубин». Когда-то все это было в ходу, в повседневном обиходе.

Ходить пешком оказалось тяжело. Набродившись по саду до полной усталости, мы возвращаемся в хостел. А чтобы порадовать себя в завершение дня, на обратном пути останавливаемся в плазе «Рудаки» и набираем для вечерней трапезы разных деликатесов.

День в столице

В 6 часов утра позавтракали в хостеле. Бесплатный завтрак в нем скромен: два яйца, чайничек чая, хлеб и масло, клубничное и абрикосовое варенья.

После завтрака отправляемся на новый столичный рынок «Мехргон», открытый четыре года назад и названный так по отмечаемому дехканами в октябре древнему празднику урожая. Большое трехэтажное здание с лифтами, эскалаторами и стройными колоннами, поддерживающими высокий потолок с находящимся в нем большим световым проемом. На рынке огромный выбор фруктов и овощей, разнообразных специй, молочных и мясных продуктов, вплоть до свиного соленого сала, на которое, оказывается, даже в мусульманском государстве находится спрос. Мы прошли по чайным прилавкам. Поприценивались, поторговались, что следует уметь в любой стране Востока, порасспрашивали продавцов. Один из них с жаром уверял нас, что он продает таджикский чай, выращенный в Худжанде. Другой авторитетно возражал: «Я сам из Исфары, там не выращивают никакого чая. Все это из Китая». Кто из них прав, попробуй разберись на базаре!

По проспекту Рудаки добираемся до находящейся в центре города площади Дусти (Дружбы). Здесь находится мемориал Исмаила Самани, считающегося основателем таджикской государственности. Памятник под 43-метровой золоченой аркой установлен в 1999 году в честь празднования 1100-летия эмирата Саманидов. В IX–X веках территория современного Таджикистана была частью этого обширного и мощного государства. Этногенез таджиков — непростой вопрос, но большинство историков важную роль в их формировании отводят Саманидам. Персы и таджики в ту пору были единым народом, имевшим общие корни. Если казахи, киргизы, узбеки — это все тюрки, то таджики по своему происхождению — иранский народ. В эпоху правления Саманидов на смену зороастризму в Среднюю Азию пришел ислам. Столица Саманидов Бухара стала центром, в котором сложились новоперсидский язык и литература. Фарси, на котором сегодня говорят в Тегеране, и язык, на котором изъясняются в Душанбе — это наследники языка, родившегося при дворе Саманидов. В современном Таджикистане правление Исмаила Самани видится счастливым временем благополучия и расцвета культуры под покровительством мудрого владыки. Его имя теперь носят площади и улицы, ему посвящено множество памятников, в его честь названы национальная валюта (сомони) и высочайшая вершина Памира — бывший пик Коммунизма, самая высокая точка Советского Союза.

Над площадью Дусти на высоком флагштоке развевается флаг Таджикистана. Говорят, что полотнище флага, имеющее размеры 30 на 60 метров, весит 420 килограммов. В 2011 году, когда флаг взмыл в небо, флагшток, на который его водрузили, был самым высоким в мире — 165 метров. Однако таджикский рекорд продержался недолго, уже через три года в городе Джидда в Саудовской Аравии установили флагшток на пять метров выше.

Рядом расположилось новое здание Национального музея Республики Таджикистан. Здание отгрохано помпезное, в четыре этажа, но выглядит оно пустоватым. В нем огромные залы, широкие переходы и коридоры, в которых ни скамеек, ни стульев. Установленные в центре здания эскалаторы работают не все. Экспозиция тоже особо не впечатляет, за исключением отдельных предметов искусства и 12-метровой фигуры лежащего Будды более чем тысячелетней давности, от которого исходят покой и умиротворение.

После двух с половиной часов рассматривания многочисленных экспонатов ни в какой другой музей идти уже не хочется. Выходим на улицу в разгар дня. Воздух под полуденным солнцем стоит горячей стеной, которую мы продавливаем своими велосипедами. Наши уши при этом обжигает зноем. В Душанбе сегодня 42 градуса. Завтра же мы собираемся продолжить наше путешествие по направлению к Термезу, считающемуся самым жарким местом в Средней Азии. Вновь, как и перед Ферганской долиной, становится страшновато…

Пообедали в правительственном здании на площади Дусти. Столовые советского типа в Душанбе не редкость. В них наряду с шурпой и маленькими лепешками кулча предлагают рассольник и борщ, тефтели и «котлет». А хорошо известные в России «галупци» здесь означают фаршированные перцы, 7 сомони за штуку.

После сытной еды мы медленно покатились по проспекту Рудаки, заканчивающемуся у железнодорожного вокзала. По пути заглядываем во все сувенирные магазины, как в маленькие музеи старины. В одном из них мы с удовольствием задерживаемся. Держат магазинчик, заполненный всякой всячиной от пола до потолка, два товарища из столичной творческой среды. Аммон окончил ГИТИС, он хореограф. Бахриддин, или Борис, как он представился на русский лад, — журналист, 13 лет проработавший на телевидении. Теперь оба на пенсии. Пьем с ними свежезаваренный зеленый чай, разлитый по старым пиалам. Как и везде в Таджикистане, разговор неизбежно касается тяжелого экономического положения страны. «Если бы не Россия, мы бы сдохли!» — говорит Бахриддин. В каждой семье хотя бы один человек работает в России и высылаемые им деньги помогают существовать всей семье.

О том же говорил нам и молодой продавец из плазы «Рудаки», с которым мы познакомились вчера вечером. Он таджик, но родился в Петербурге. В Душанбе приехал вместе с матерью вынужденно, по состоянию ее здоровья. «А здесь, — сетует он, — просто выживаем, зарплата очень маленькая!»

Мы катались по городу 12 часов. Вернулись в хостел в половине седьмого уставшие и переполненные впечатлениями, не всегда замечательными. Душанбе выглядит, конечно, лучше Худжанда, но все же бедновато, не роскошно, как иные столицы.