10 тезисов о евразийстве.

Аркадий Малер

Сегодня очень интересная дата: последний раз в этом году и на сто лет вперед тройное совпадение: 21 число 21 года 21 века. Стоило как-нибудь отметить этот день и поэтому я вспомнил, что 21 декабря наши евразийцы обычно отмечали совершенно языческий праздник зимнего солнцестояния, которое они называли по Герману Вирту “великим юлом” и обязательно в этот день что-нибудь устраивали. А поскольку евразийство еще очень долго будет большим соблазном для православных имперцев, то стоит отметить этот день небольшими тезисами о евразийстве, тем более что в этом году исполнилось 100 с основания этого движения, когда в 1921 году в Софии вышел первый евразийский сборник «Исход к Востоку». В этих десяти тезисах я лишь повторяю все то же самое, что уже писал по этой теме лет пятнадцать назад, только более емко и просто.

1. Основной тезис евразийства – “Россия это не Европа, а Евразия” – основан на трех когнитивных ошибках. Первая ошибка чисто оптическая: поскольку Россия это очень большая страна, то ее сложно воспринимать как часть какой-либо цивилизации, тем более меньшего размера, чем сама Россия. Эта аберрация восприятия связана с глубоко инфантильным отождествлением географии и культуры. Хотя даже на чисто органическом уровне такое восприятие ложно: например, синий кит это самое большое в мире животное, но из этого не следует, что он при этом не остается лишь одним из видов китов и одним из животных вообще. На уровне культуры принцип “большее не может быть частью меньшего” тем более не работает: локальные культы порождали большие традиции и маленькие страны создавали огромные колонии. Так и сама Россия – это изначально чисто европейская, во всех смыслах, страна, расширившая свои границы до пределов евразийского континента и ставшая самой большой страной в мире. Следовательно, беспрецедентные масштабы России не делают ее неевропейской страной, Россия остается европейской страной и частью европейской цивилизации.

2. Вторая ошибка чисто лингвистическая: это очень часто встречающееся в поверхностной журналистике отождествление понятий “Европа” и “Запад”. Европа это культура и цивилизация, основанная на двух началах – античном (греко-римском) и христианском. Если мы признаем Античность и Христианство необходимыми и неотъемлемыми основами нашей культурной идентичности, то мы уже европейцы, где бы и когда бы мы ни жили. Эти два начала могут вступать в противоречие, но именно в европейской культуре это противоречие было снято, когда христианское мировоззрение использовало античные культурные формы, методы, языки и т.п. В полной мере этот синтез явил себя в Христианской Римской империи, начиная с императора Константина, в том событии, которое можно назвать “византийским синтезом”. Все европейские культуры – в разной степени наследники этого синтеза, ставшего фундаментом всей Европейской цивилизации. Но, к бесконечному сожалению, еще в раннем Средневековье, в некогда единой Христианской Европе, наметился раскол на православный Восток и католический Запад. И в то время как Восток оставался православным (сначала как Византия, а потом как Россия), Запад порождал все более далекие от православного христианства мировоззренческие движения, вплоть до атеизма, пришедшего уже в саму Россию. Но это не конфликт России и Европы, или Евразии и Европы – это внутриевропейский конфликт, конфликт двух Европ, Восточной и Западной. Следовательно, Россия – это часть Европы, но не часть Запада, это восточно-европейский полюс европейской цивилизации.

3. Третья ошибка чисто историческая: это отождествление наиболее современных и преходящих мировоззренческих движений и политических организаций Европы со всей Европой как таковой, с самой сущностью европеизма. Тем более, когда эти движения и организации узурпируют красивую универсалию Европы и выступают от ее имени, как это произошло с проектом Евросоюза, изначально созданным христианскими демократами, а теперь ставшим оплотом самых секулярных леволиберальных идей и вызывающим закономерную реакцию во всех европейских странах. Следовательно, Евросоюз – это не Европа, это только один из геополитических проектов Западной Европы, основанный на одной из секулярных идеологий. Утверждать, что ЕС это подлинная Европа можно с тем же успехом, как утверждать, что СССР был подлинной Россией. Именно эти три ошибки – отождествление географии и культуры, отождествление Европы и Запада, отождествление Европы и Евросоюза – остаются основными причинами заблуждений евразийства и любой другой попытки противопоставить Россию и Европу.

4. Не вдаваясь в исторические причины возникновения евразийства, обращаю внимание на непреложную концептуальную основу евразийской идеологии – это абсолютизация географического фактора, последовательный геодетерминизм, который в свою очередь является одним из проявлений последовательного органицизма (или натурализма). Эта позиция совершенно ложна и с точки зрения современного научного рассудка, и с точки зрения самого православного христианства. В эпоху Нового времени (Модерна) многие западные интеллектуалы отказались от христианского вероучения и начали искать объяснение, обоснование и оправдание всех явлений духовной жизни человека в безличных, природных, материальных факторах – так возник и деистический механицизм, и “либеральный” позитивизм, и “левый” марксизм, и романтический органицизм, как последнее пристанище отрекшихся от христианства правых и консерваторов. Органицисты XIX века породили множество разных всеобъясняющих теорий, включая знаменитый эволюционизм (социал-даривинизм), а также две версии идеологии “крови и почвы” – 1) этнодетерминизм: детерминизм “крови”, закономерно воплотившийся в идеологию нацизма, и 2) геодереминизм: детерминизм “почвы”, воплощением которого стало современное евразийство.

5. Геодетерминизм, а следовательно, и евразийство, ложны, прежде всего, потому что географический фактор, при всем своем очевидном влиянии, это лишь один из очень многих факторов становления любой страны и любой культуры, и если вполне можно спорить о том, насколько необходимо учитывать этот фактор в чисто политическом, экономическом и технологическом развитии, то никак невозможно из самого этого фактора выводить какие-либо мировоззренческие ориентиры и ценности. Иными словами, мы должны учитывать все возможные географические факторы нашего существования, как необходимые условия адаптации к природе, мы можем восхищаться всеми возможными явлениями географии, как предметами эстетического созерцания, но мы не должны на них основывать сверхцели и сверхсмыслы нашей жизни. А именно к этому долженствованию ведет любой геодетерминизм, низводя человеческую личность к функции от каких-либо социальных и, в конце концов, природных детерминант.

6. Из абсолютизации географического фактора следует вторая концептуальная основа евразийства – это тезис о существовании некой “евразийской культуры” или “евразийской цивилизации”, каковой на данный момент якобы является Россия и к которой в разной степени принадлежат страны и народы, прилегающие к России. Географической первоосновой такой цивилизации оказывается “великая степь”, многие века осваиваемая “евразийскими” народами (т.е. скифами, гуннами, монголами и т.д.), последними из которых оказались русские, завершившие строительство некой “Евразийской империи”. Однако возникает неизбежный вопрос – каковы, собственно, основные отличительные критерии этой “евразийской” культуры и цивилизации? На каком основании можно одну культуру идентифицировать, как евразийскую, а другую, как не-евразийскую? И следующий закономерный вопрос – в какой степени этим критериям соответствует сама историческая Россия? Когда современные евразийцы перечисляют основные свойства этой цивилизации, то в сумме мы имеем дело либо с типичной азиатской деспотией, либо с тоталитарным режимом ХХ века: авторитаризм, коллективизм, традиционализм, полное растворение личности в целом, в государстве, в нации, в конечном счете, в той самой Евразии. Тогда зачем называть такую цивилизацию “евразийской”, ведь достаточно прямо назвать ее азийской, азиатской, туранской, иранской, какой угодно ещё? Какое самостоятельное значение имеет в этом названии европейское начало? Лично я так и не получил внятный ответ на этот вопрос и мне очевидно, что весь смысл “евразийской цивилизации” только лишь в том, чтобы противопоставить Азию и весь не-европейский мир Европе и, в конечном счете, уничтожить саму Европу. Никакого иного геокультурного смысла там нет, а для достижения этой цели все идентичности и все историософские модели хороши: и “скифство”, и “туранство”, и “иранство”, и что угодно еще, включая славянство, хотя славяне были исключительно европейской общностью, страдающей от постоянных набегов степных варваров.

7. Иногда в качестве наиболее достоверных примеров “евразийской цивилизации” приводят эллинистические государства, начиная с империи Александра Македонского и заканчивая самой Византией, а также Россией как наследницей Византии. На первый взгляд, эти примеры выглядят более убедительно, чем агрессивные степные кочевники, но в том-то все и дело, что никакой автохтонной, изначальной “евразийской цивилизации” в них нет. В лучшем случае это лишь результат цивилизационного синтеза, когда европейский народ (греки) осваивал азиатские территории, привнося туда свою европейскую (греческую) культуру, способствуя их европеизации (эллинизации), а не азиатизации самих европейцев. Тем более это касается Византии и России. Византия – это вообще Римская империя со столицей в восточной Европе, это культура христианизированного Рима на греческой почве, противостоящая извечным врагам Греции – персам, а потом арабам, а потом тюркам. Также и Россия – это христианская славянская страна, покорившая восточные земли и способствующая их христианизации и европеизации, а не азиатизации самих русских. Причем со времен Петра I это уже страна, подвергнутая вестернизации и способствующая вестернизации всех своих народов. В итоге культура русского человека, живущего в Крыму или на Сахалине, ничем сущностно не отличаются друг от друга, это одна и та же культура, не испытавшая никакого определяющего влияния каких-либо азиатских народов.

8. Недоговоренность и невнятность евразийской идеологии ХХ века были ее существенными недостатками, мешающими ее реальной политической популяризации, но их по-своему сгладил А.Дугин, сделав евразийство частью своего идеологического синтеза, основанного на учении интегрального традиционализма Рене Генона, мифологии Германа Вирта, немецкой “консервативной революции” и теории геополитики, с ее манихейским противопоставлением “цивилизации Суши” и “цивилизации Моря”. В учении Дугина потенциально содержится определенная система, но он никогда не доводит ее до конца, что позволяет ему оставлять шлюзы для отступления в самые разные идеологические вариации, от радикального национал-большевизма до умеренного охранительного консерватизма. Поэтому очень наивно искать в его неоевразийстве какой-то конечный позитивный идеал, ведь его единственным неизменным мотивом остается тотальная борьба с Западом и Модерном, здесь любая идея неизбежно превращается в средство для этой гностической войны и вне войны эта идеология в принципе невозможна.

9. Наиболее адекватные апологеты евразийства часто настаивают на различении “классического доброго” русского религиозно-философского евразийства (Н.Трубецкой, П.Савицкий, П.Сувчинский и т.д.) и “гностически злого” неоевразийства А.Дугина и его сподвижников. Конечно, любые различия имеют свой смысл, но Дугин просто довел до логического предела те органицистские позиции первых евразийцев, от которых в ужасе отшатнулся сам основатель евразийства Н.Трубецкой, когда осознал, к каким выводам они на самом деле ведут (см. его позднюю переписку с Савицким по этой теме). Первые евразийцы были ещё старыми русскими интеллигентами кадетского разлива, наивно веровавшими во всеобщий синтез всего самого хорошего против всего самого плохого, в то время как идеология евразийства логически вела к религиозному релятивизму, оккультизму, установлению имморального тоталитарного строя и тотальной войне с Западом на уничтожение. На философском уровне, если прежнее евразийство было очередным изводом русского культурно-исторического подхода (Н.Трубецкой), философии всеединства (Л.Карсавин) и русского космизма (Л.Гумилев), то учение Дугина – это уже постмодернистский синтез всего, что может подорвать Модерн и Запад, который евразийцы упорно отождествляют с Европой.

10. Между тем, предвидя постоянные возражения благонамеренных и неблагонамеренных евразийцев, не могу не заметить, что так же как не стоит недооценивать географический (и любой другой) безличный фактор человеческого существования, также не стоит огульно осуждать и отрицать все содержание трудов идеологов евразийства (равно как и любых других авторов, работающих в русле “третьего пути” между либерализмом и коммунизмом). Если какие-то наблюдения евразийцев в области культурологии, социологии, правоведения, экономики и той же геополитики не противоречат научно установленным фактам и православному христианству, то их вполне можно использовать во благо России как имперского государства. Очень часто люди считают себя приверженцами того или иного учения только лишь потому, что их привлекает какой-то один его аспект, иногда совершенно случайный, и ради него они готовы закрыть глаза на недостатки всего учения в целом. И наоборот, столь же часто многие люди отрицают какое-либо учение только из-за одного его случайного аспекта, игнорируя лучшие стороны этого учения. В обоих случаях люди руководствуются не сущностными мировоззренческими критерями, а своими субъективными переживаниями. Поэтому, с православной точки зрения, необходимо не замалчивать евразийство (как и любое другое подобное учение), а дать ему недвусмысленную оценку, обличая в нем ереси, опасные выдумки и логические непоследовательности, и отличая в нем все то, что может быть правильным и полезным для Третьего Рима.