Аннотация. Рассмотрена актуальная проблема современного противостояния между Российской Федерацией и членами блока НАТО (их агрессии в российском информационном цифровом пространстве). Произведен анализ истории и современ­ного состояния информационных коммуникаций, цифрового информационного пространства и социальных сетей Рунета. Проанализированы технологии, используе­мые в сетях и блогосфере, обеспечивающие их политизацию и манипуляцию обще­ственным мнением в российском сегменте интернета. Авторы приходят к выводу, что соцсети из способа общения их участников превращаются в систему массовой комму­никации, находящуюся под контролем политических противников Российской Феде­рации. Отмечается, что происходит активная сепарация контента, в ходе которой из сетей исключаются информация, противоречащая позиции собственников информа­ционных платформ, а зачастую — и аккаунты пользователей, активно поддерживаю­щих руководство России и его политику. Сделан вывод, что с учетом проводимой ли­дерами коллективного Запада активной санкционной политики, движения НАТО в сторону российских границ в настоящее время идет мировая война, а пространство интернета — один из ее фронтов.

Авторы: Ю. А. Зуляр, Р. Ю. Зуляр

Ключевые слова: методология, политическая наука, политические коммуникации, интернет, социальные сети, манипулятивные технологии, современный социум, цифровизация, политизация и рискогенность современного виртуального пространства.

Источник: Четырнадцатые Байкальские социально-гуманитарные чтения : материалы. В 2 т. Т. 1 / ФГБОУ ВО «ИГУ» ; [науч. ред. Ю. А. Зуляр]. — Иркутск : Издательство ИГУ, 2021
www.elibrary.ru

Войны начинаются гораздо раньше того часа, когда солдат, мо­ряк или летчик преодолеет чужую границу, они начинаются с того момента, когда сосед или противник объявляется врагом. С этого момента военные, пропагандисты и чиновники получают команду на подготовку к войне. Это внешнее состояние «войны без войны» может длиться долго, но на деле она уже идет. Стороны ищут слабые места противника и в ответ наращивают свои мощности, усиливают соответствующую обработку своего населения и граждан вражеского государства. Это общая процессность всех времен и народов. А дальше идут конкретно-исторические условия и обстоятельства, определяемые множеством переменных, являющихся следствием ис­торических эпох и технологических укладов.

Вторая мировая война, с точки зрения позиционирования гер­манских нацистов и японских милитаристов как врагов, закончилась 5 марта 1946 г . фултоновской речью У . Черчиля. После этого врагом англосаксонской цивилизации стал СССР и началась новая мировая война, получившая название «холодной». В 1991 г. она закончилась распадом СССР и Россия перешла в разряд поверженных врагов, сдавшихся на милость победителя. 17 лет правящий класс и населе­ние страны мечтали о том, что коллективный Запад признает Россию своей равноправной частью. Напрасно, и тогда, когда терпение кон­чилось и президент В. В. Путин в 2007 г. в Мюнхене заявил о глубо­ком разочаровании народа Российской Федерации сложившимся положением дел, Россия вновь стала врагом Запада.

С 2014 г. началась экономическая блокада и санкционная дис­криминация Российской Федерации и ее руководства. США и их со­юзники начали активную подготовку к военному разгрому нашей страны. В 2019 г. Президент РФ продемонстрировал новые виды ору­жия, которые не позволят НАТО выйти победителем в этой войне. По­сле этого США, не отказываясь от своих обычных средств и методов борьбы с России, основное внимание перенесли на ведение кибер­войны и доминирование в цифровом пространстве. Анализу состоя­ния дел на этом новом поле боя посвящено наше исследование.

Вышеуказанные процессы накладываются на тектонические сдвиги в глобальной социально-экономической архитектуре капита­лизма. В середине 1950-х гг. началась ревизия идеологии капитализ­ма в форме отказа от индустриализма. В процессе борьбы с идеей социализма была провозглашена концепция «государства всеобщего благоденствия», или «социального государства», просуществовавшая в разных странах до конца 1980-х гг. Кроме введения государствен­ных социальных программ началась эпоха тотального потребитель­ского кредитования. Идеология буржуазного накопительства, бе­режливости и труда сменилась на идеологию консьюмеризма. На смену индустриальному обществу пришло сервисное общество с все возрастающей сферой услуг, и примерно на рубеже 1950-1960-х гг. классический индустриальный капитализм в развитых странах Запа­да, в особенности в США, стал уходить в прошлое. Производство то­варов уступало пальму первенства производству услуг, и прежде все­го финансовых. Все большее количество людей стало играть на бир­же, рос игорный и рекламный бизнес. Система тотального кредито­вания требовала все больше наличности, и 15 августа 1971 г. доллар отвязался от золота, и эмиссия доллара, а затем и евро стала неогра­ниченной.

Окончательный закат эры классического индустриального капи­тализма произошел после краха мировой системы социализма во главе с СССР. Ощущение наступления нового мира исследователи описывали по-разному, наиболее известным стал концепт конца истории Фукуямы. Но реальным водоразделом между прошлым и бу­дущим стало создание интернета и развитие IT-индустрии. Менялась психология правящего класса США — дефицит государственного бюджета, которого так боялись правители всех времен индустриаль­ного капитализма, превратился в норму. Мир все больше стал ухо­дить от реальной экономики, создавая новую виртуальную цифро­вую вселенную. Безусловно, эти события не оставили равнодушными и российских исследователей, и они устремились в интеллектуаль­ное творчество.

Одни из них говорят о постмодерне, другие — об обществе чет­вертого технологического уклада, третьи — об обществе 4.0 [1] как преддверии пятого технологического уклада, четвертые — о цифро­вом обществе или цифровой эпохе, шестые — о цифровой утопии [18], веке виртуальной политики и т. п. Но все сходятся в том, что наступает век, главной ценностью которого станут информация и цифровые технологии. Более того, информация становится основ­ным ресурсом не только для самовоспроизводства различных видов общения, но и публичных коммуникаций, в том числе и функцио­нирующих в поле политики. В научном и политическом сообществах однозначно понимается, что характер и средства передачи инфор­мации на массовую аудиторию непосредственно влияют на органи­зацию власти в современном национальном государстве.

Эти процессы уже привели к радикальным изменениям жизни большинства человечества. К природной, социальной, техногенной средам прибавилась информационная среда, или коммуникацион­но-цифровой мир. Ученые пытаются объяснить новый феномен, а следовательно, овладеть новой стихией, которая, похоже, выходит из- под контроля человечества.

Идеология, казалось бы, отжившая свое и оставшаяся в ХХ в., в современных условиях как бы приобрела второе дыхание, и анали­тики констатируют образование у нее новых функций, реализуемых в информационной среде, в связи с образованием особого простран­ства конкуренции или через механизмы обращения в публичной сфере. Политическая деятельность, бывшая уделом немногих, уходя в цифровое пространство, становится делом миллионов. Обитатели виртуального мира, призванные к публичному политическому дей­ству, сами того не понимая, становятся самой идеологизированной частью общества. Более того, они как бы возвращают общество нача­ла XXI в. к временам столетней давности, когда политикой занима­лись не из карьерных побуждений, а по зову сердца, когда она была первичной потребностью и смыслом существования. Мэйнстримом их деятельности в виде суждений и перепостов являются не только и не столько события местной и региональной политической жизни, а деятельность правительства и ведущих политических партий. Циф­ровая информационная тусовка дилетантов от политики на полном серьезе обсуждает и пытается диктовать правила игры государствен­ной власти и профессиональной политической элите.

Социум, или социальная среда, наряду с природной и простран­ственно-географической, является местом существования индивида, а также представляет собой форму и способ существования челове­чества. В свою очередь, она, как матрешка, содержит в себе техноген­ные, ландшафтно-архитектурные, информационные, коммуникаци­онные и другие среды или пространства.

Социальная среда изначально включала в себя информацион­ную компоненту, которая имманентно присуща человечеству. Более того, информация также требуется человеческому организму как воздух и вода. Она является первой социальной потребностью, опре­деляющей положение, состояние и ощущение индивида в социуме. Эти подходы были использованы академиком П. В. Симоновым [24] и искусствоведом П. М. Ершовым [5; 6] при создании ими потребност- но-информационной концепции. Согласно ей, действия людей определяются их потребностями, в том числе — и в определенного рода информации. Поэтому сегодняшние концепции об информа­ционном обществе или среде — это описание или предчувствие иной технологической матрицы социальной коммуникации.

В свою очередь , информация представляет собой мыслительный конструкт, позволяющий, благодаря коммуникационным техноло­гиям, объяснять, понимать и организовывать социальное простран­ство таким образом, чтобы он воспринимался обществом в целом и отдельными его представителями как объективная реальность, дан­ная им в ощущениях [8, с. 121]. Но в современном социальном про­странстве концепт «информации» отражает не только и не столько когнитивные, сколько технологические аспекты передаваемых све­дений, не ориентированных на интерпретацию смыслов и образов.

То есть информация на раннем этапе становления общества бы­ла «вещью в себе», вернее в голове, и для превращения ее в реаль­ность человечеством была организована система коммуникаций, позволившая создать социум. В ходе эволюции глобального социума происходили трансформации феномена информации и, уйдя от ин­терпретационно-смысловой функции, она теперь осуществляется только в рамках коммуникативных, социально-связующих форм об­щения. Осмысление этого процесса привело Н. Л. Лумана к понима­нию того, что «социальная система — это совокупность коммуника­ций» [13, с. 15]. Исходя из того, что государство представляет собой государственно организованный социум, справедливо определение социолога О. М. Михаленка, что государственная власть является се­тью коммуникаций [17, с. 15]. В их совокупности каналы передачи информации являются важнейшими, так как обеспечивают эффек­тивность управления. Государство, будучи политическим институ­том, первоочередное внимание уделяет организации и обеспечению эффективности политической коммуникации. По утверждению творческого коллектива под руководством проф. А. И. Соловьева, оно как важнейший институт власти обязано иметь у себя достаточ­ное количество технических каналов для распространения офици­альной информации [20, с. 27].

В свою очередь , коммуникация — это технологии и инструмента­рий передачи смыслов, представляет собой смысловое воссоздание общества. Реализующееся через нее языковое структурирование со­циальной системы обеспечивает необходимую связность, а через нее и целостность общества [8, с. 11]. И одновременно оружие, обяза­тельно используемое в идеологической и политической борьбе.

C ХIХ в . начинается системное использование систем коммуни­каций в политической деятельности, хотя эта практика восходит еще к Античности. Первое упоминание коммуникации как метода по­строения связей с общественностью относится к 1807 г., когда прези­дент США Т. Джефферсон в черновике своего «Седьмого обращения к конгрессу» заменил выражение «состояние мысли» на «обществен­ные отношения» [26, с. 22].

Многие исследователи рассматривают современность как новую социальность, формируемую по К. Марксу, особой моделью разви­тия производительных сил и производственных отношений. Напри­мер, профессор И. А. Василенко именует его обществом 4.0, форми­руемым четвертой промышленной революцией, базирующейся на цифровых технологиях, таких как большие данные, искусственный интеллект, дополненная реальность [1, с. 67].

Исследователи выделяют современное общество в новый этап развития глобального социума, характеризующийся особой ролью информации и технических коммуникаций, требующих от специа­листов соответствующих профессий резкого повышения квалифика­ции. Они пишут, что грядущая коммуникация предусматривает наличие глубоких знаний в ее сфере, расширения круга компетен­ций пиар-специалистов. Они указывают такие направления, как со­здание качественных запоминающихся историй на основе данных (Data Storytelling), контентный и креативный творческий менедж­мент, владение системами дополненной реальности Augmented Reality) [26, с. 17].

Вместе с тем не все согласны с теорией о том, что общество каче­ственно меняется. Они рассматривают эту концепцию в качестве очередного идеологического миража. В частности, исследователь из Екатеринбурга считает, что «цифровая утопия завершает эволюцию утопий в предыстории человечества», утверждая, что основные ми­ровые политические и философские теории исчерпали себя в созда­нии глобальных проектов будущего и производстве цивилизацион­ных идеологий [18, с. 53]. Тезис о крахе традиционных идеологий поддерживает и московский философ А. М. Дружинин, указывая, что он стал причиной возникновения эклектических мировоззренче­ских установок, допускающих сочетание противоречивых убежде­ний [4, с. 46]. О. М. Михайленок констатирует, что изменение соци­альной реальности опережает инновационные идеи, которые пред­лагает философская и социально-теоретическая мысль [17, с. 18].

По мнению социолога из Нижегородского госуниверситета, сре­ди исследователей превалируют две точки зрения на современные интернет-коммуникации: они способствуют обратной связи власти и населения, укрепляя доверие к ней, и препятствуют подлинному гражданскому участию. При этом значительная часть социальных сетей является аполитичной, чуждой официальным формам [9, с. 42, 43]. Конечно, государство с опасением относится к интернету как слабо контролируемому им сообществу. Более того, международный характер Сети позволяет безнаказанно осуществлять деструктивную деятельность против него, извращать понимание проводимой им политики и тем самым противодействовать его усилиям. Держатели цифровых платформ сами или по поручению соответствующих служб США ведут когнитивную войну, т. е. войну знаний и смыс­лов — борьбу за сознание российских граждан.

В связи с этим политизация сообществ социальных сетей усили­вается, в Рунете появились разноориентированные сетевые сообще­ства при доминировании провластных новостных сайтов. Проходя через эти фильтры и генераторов, политический контент попадает к потребителю поляризованным. Интернет-среда превратилась для любого государства в арену идеологического противоборства, и было бы странно, если бы оно занимало при этом нейтральную позицию. Отсутствие видимой и реальной борьбы государства против ложной и враждебной информации является для участников виртуального про­странства свидетельством согласия истэблишмента с данной информа­цией или обвинениями или, что еще хуже, слабости или неспособности правящего класса вести борьбу с политическим противником.

В свою очередь, оппозиционные и враждебные источники ин­формации Рунета транслируют контент, не столько освещающий события, сколько отражающий их рефлексию на них. Смыслы и зна­чения, транслируемые политическими блогерами, представляют постправду, в рамках которой не имеют значения исходные факты, аргументация, доказательства и достоверность [4, с. 46]. Этот иллю­зорный и ангажированный контент перестал быть «творчеством» одиночек, эта технология широко распространилась и существенно трансформировала социальное пространство. Возникновение этого феномена не случайно, как пишет профессор С. В. Чугров, «обще­ство постправды» появилось по причине перехода либеральной де­мократии в фазу раздвижения и размытия границ дозволенного; при этом информационные технологии и соцсети достигли уровня, поз­воляющего индивидам и малым группам оказывать политическое влияние. В итоге в развитых странах сформировалось гедонистиче­ское массовое информационное общество популистского толка [27, с. 45]. Во внутригосударственном виртуальном пространстве выде­ляются три основных информационных движения: национальная идейная оппозиция; агенты внешнего влияния, избравшие этот вид зарабатывания денег; и внешние идеологические и политические противники, ставящие своей целью низвержение данного политиче­ского режима.

Формирование сетевой составляющей социально-политических отношений как нового явления запускает неоднозначные процессы. В условиях высокого динамизма и неопределенности глобального информационного общества они провоцируют расширение спектра риска [17, с. 18]. Рискогенность информационного общества заклю­чается, по мнению саратовского философа А. Л. Крайнова, в его от­крытости, делающей уязвимыми участников коммуникационного процесса для вторжения извне. Реальной становится опасность под­вергнуться суггестии со стороны коммерческих или религиозных сект, террористов и клубов самоубийств [11, с. 198]. Вместе с тем, по мнению автора, наиболее опасной разновидностью интернет-риска является риск политический. Разрушение национального единства, дискредитация патриотизма, переориентация политической социа­лизации молодежи, фальсификация истории, разжигание религиоз­ной и национальной розни, идеологическая поддержка экстремист­ских организаций и движений ведут к дестабилизации государ­ственной и общественно-политической жизни, гражданской войне и разрушению страны.

В настоящее время социальные сети подошли к точке бифурка­ции, и им предстоит превратиться в пространство свободной комму­никации, обеспечивающее творчество, информационное и эмоцио­нальное обогащение, либо стать каналами манипулятивного воздей­ствия на сознание интернет-пользователей [23, с. 239]. Манипуляции путем фальсификации, монтажа, перестановки получили в инфор­мационном пространстве широкое распространение. Нередко они осуществляются от лица не существующих в реальности «экспертов» [21, с. 85]. Facebook, Twitter или YouTube — мировые монополисты в своих форматах подачи информации или дезинформации. Редак­ции названных сетей не только контролируют проходящую через них информацию, обладая возможностью и правом банить любые аккаунты, но также могут встраивать в трафик любые информаци­онные материалы без уведомления об этом пользователей [12]. Исто­рия, произошедшая с Д. Трампом, — лучшая иллюстрация справед­ливости этого утверждения.

Манипуляция — это королева информационного рынка, является коммуникативной технологией, при которой субъект осуществляет контроль над реципиентами, как правило, против их воли, пресле­дуя свои интересы. Она является сознательной подменой смыслов в процессе рассуждения [3, с. 9, 10]. Профессор-исследователь И. М. Дзялошинский понимает манипуляцию как управление ин­формационным пространством, через использование психологиче­ских и убеждающих логических уловок [2, с. 11].

Однако не все исследователи видят в манипулятивных техноло­гиях исключительно негатив. В частности, философ А. Н. Обысов считает, что современное общество настолько сложно и многогран­но, процессы в нем настолько противоречивы, что необходимо при­менять инструменты манипуляции сознанием для управления соци­умом во имя обеспечения стабильности и развития общества [19, с. 64]. А политическое воздействие — это, по сути, рафинированная манипуляция. Конечно, не все так однозначно, участники сетевых цифровых коммуникаций делятся на две категории: способных кри­тически оценивать и анализировать информацию и принимающих ее на веру (владельцев клипового сознания).

По мнению ряда исследователей, в научном мире нет общего мнения о манипуляции как этически неприемлемой формы воздей­ствия на человека и общество [3, с. 8]. К тому же разграничение меж­ду манипулятивными практиками, убеждением и уговорами доста­точно условно. Специалист в области пиара П. В. Меньшиков под­черкивает, что отсутствуют принципы, позволяющие однозначно идентифицировать все возможные проявления скрытого пиара и ре­кламы в информационном пространстве [15; 16].

Это так, однако, по мнению авторов, приходится констатиро­вать, что манипулятивные технологии превратились в повседневную практику интернет-пространства. В условиях невозможности развя­зывания ядерной войны, да и обычной тоже (со странами — облада­телями ядерного оружья), кибервойна в представлении лидеров агрессивных держав воспринимается наиболее эффективным и пер­спективным способом борьбы с государствами-противниками. Под кибервойной автор понимает агрессивные действия, в которых ин­формация используется в качестве оружия, интернет и компьютер­ное оборудование — в виде инструментов, а манипуляция — техноло­гий [7, с. 187]. При этом важно отметить, что кибервойна шире идео­логического противостояния, так в нее входит еще и организация разрушающего воздействия на оборудование противника, подклю­ченного к интернету.

В СМИ и зачастую в научной литературе кибервойну рассмат­ривают в качестве составляющей так называемой гибридной войны — оценивая ее как тип агрессивного современного противостояния. С этим трудно согласиться, так как во все времена любые войны явля­лись гибридными. Всякая масштабная война — эта борьба, осуществ­ляемая посредством боевого, экономического, политического, идео­логического, психологического и т. п. взаимодействия.

С развитием электронных средств массовой коммуникации и но­вых СМИ возросла эффективность влияния журналистов на аудито­рию, поэтому анализ манипулятивных практик однозначно приво­дит к их сообществу. Гражданская журналистика и блогосфера пре­вращаются в сферу использования манипулятивных технологий, ориентированных на обман аудитории, подмену понятий негатив­ными смыслами, формирование искаженной картины социальной действительности. Тексты на форумах и в соцсетях, выглядящие как диалог, являются завуалированным монологом [3, с. 10, 11]. Жанро­вые рамки интервью позволяют субъекту манипуляции провоциро­вать визави. В связи с этим журналистов определяют как «коммуни­кативную элиту» [19, с. 64]. Стираются грани специализаций в жур­налистском цехе, информационно-коммуникационные технологии сближаются с рекламой и пиаром, сужая поле традиционной журна­листики [22, с. 674]. Одним из методов массовых манипуляций явля­ется придание множественности смыслов внешне однозначным тек­стам журналистских материалов, а их формы перестают соответство­вать содержанию. Повседневное сознание индивида фрагментирует­ся, и он, отчуждаясь от окружающего мира, теряет способность адек­ватно воспринимать реальность, как бытовую, так и политическую.

В результате рассмотрения функционала современных медиа в названном контексте любой непредвзятый журналист и аналитик вынужден признать, что сегодня в мире нет нетократии как реаль­ной «четвертой власти», а есть игра в эту самую власть. И в этой иг­ре — как свидетельствует опыт Д. Ассанжа — сила отнюдь не на сто­роне прессы. Сегодня все основные источники и средства трансля­ции массовой информации имеют конкретных владельцев, встроен­ных в систему глобального доминирования [12].

Глобализация и глобализм как процессы, базирующиеся на агрессивной идеологии, активно используют информационное про­странство. Обеспечение разумного и эффективного баланса при адаптации национальных институтов к инновационным процессам является мировой проблемой. Эксперты констатируют неэффектив­ность государственного контроля над информационными коммуни­кациями, оно не успевает адаптироваться к технологическим инно­вациям. Политики не в состоянии адекватно оценить воздействие науки и технологий на общественное развитие [10]. Исследователи фиксируют проблемы совместимости мирового и национального социально-технологического контекста и жизненную важность для России сохранить социокультурную и гражданскую идентичность. А социальная защита населения, в рамках формирующей цифровой модели, не рассматривается в качестве государственной задачи. Наметилась тенденция к «расчеловечиванию» социальной политики, в связи с чем цифровое общество может оказаться постгуманистическим [14, с. 43, 45]. Профессор Т. А. Семилет и др. констатируют, что полити­ческие структуры овладели манипулятивными практиками лингво­психологического воздействия: актуализацией, трансформацией, формированием ментально-мифологических конструктов [23, с. 233].

Реалии и тенденции усиления негативных последствий интер­нета поставили перед Российским государством задачу эффективной адаптации к описанным процессам. Набирающая темпы «тотальная цифровизация», обеспечивая консолидацию населения страны как единого социума, представляет собой «позитивный футуристиче­ский проект, сродни советскому образу коммунистического будуще­го» [14, с. 42], что в значительной степени соответствует российской ментальности. Но для правящего класса обостряется проблема трансформации национальных институтов и выработки эффектив­ной стратегии цифровизации страны.

Для нашей страны насущна борьба с фейками и верификация контента. Против России ведут информационную войну, что требу­ет создания «сторожевой» журналистики, защищающей членов об­щества от могущественных властей, агрессивного бизнеса и внешних угроз. В мире имеется успешный опыт такой борьбы, создаются структуры, специализирующиеся на проверке фактов, как в формате отдельных проектов типа Factcheck.org, Politifact.com, FactCheckEU.org, так и в составе редакционных медиа (Fact Checker газеты The Washington Post) [26, с. 216].

Целесообразна организация работы по повышению грамотности интернет-пользователей. Знание и умение защищают от обмана при осуществлении операций электронной коммерции или от втягива­ния в тоталитарную, экстремистскую секту. Необходимо разъяснять сущность технологий социальной инженерии как способа манипу­ляции с целью завладения приватной, конфиденциальной инфор­мацией, изменения политических ориентиров.

Рассматривая все расширяющуюся деятельность наших цивили­зационных врагов в формирующемся цифровом и виртуальном про­странстве, следует понимать суть и сущность данного феномена. Его корни находятся в многосложном пространстве 1950-х гг. В них со­шлись ослабление коммунистической идеологии, обусловленное не­продуманной деятельностью Хрущева, развенчавшего Сталина и его политику, с одной стороны, и идеологическая революция Запада, уходящего от принципов модерна в концепты консюмеризма, с дру­гой. Буржуазные исследователи внимательно изучали основные по­ложения марксизма-ленинизма в связи с Великой русской революци­ей 1917 г., а после победоносного для СССР завершения Второй ми­ровой войны признали его теоретические конструкции пророчески­ми и приступили к реализации доктрины атомизации социума.

Марксизм-ленинизм исходил из концепции классового обще­ства, в соответствии с которой рабочий класс (лица наемного труда) в капиталистическом обществе многократно превосходит по числен­ности эксплуататорские классы и, возглавляемый своей политической партией, способен осуществить социальную революцию в своих интересах. Поэтому буржуазные идеологи в послевоенный период начали активно внедрять в научный оборот и массовое сознание концепцию деклассирования социума в эпоху потребительского об­щества. Так как теория может быть побеждена только другой теори­ей, была выдвинута концепция «стратификации», дифференциро­вавшая общество, прежде всего, по принципу объемов потребления бытовых рыночных товаров и услуг, вводившая понятие «среднего класса». Это позволило идеологам коллективного Запада подменить в общественном сознании марксову теорию антагонистических клас­сов теорией конкурирующих и сотрудничающих слоев населения, сняв с повестки дня потребность и неизбежность социальной рево­люции в капиталистическом обществе.

На десятилетия эта подмена оказалось весьма эффективной не только для капиталистического мира, но и для мира социализма, в чем немало преуспели Н. С. Хрущев и Л. И. Брежнев, заменив вектор роста общественного потребления и благосостояния на потребность индивидуального потребления. Однако после разрушения мировой социалистической системы жизненный уровень населения в странах коллективного Запада стал неуклонно снижаться, превращая сред­ний класс в противника потребительского капитализма. Поэтому на рубеже XX-XXI вв. сначала внутри европейских стран, а затем и в са­мих США стала насаждаться новая разделительная концепция — ато­мизации на базе культивирования института меньшинств. Вначале по половому признаку, затем по сексуальному, гендерному, расово­му, религиозному и другим различиям. Объявляя борьбу за их ра­венство центральной в системе прав человека и основной задачей современности, они стали подменять ею борьбу за социально­экономическое равноправие людей.

Рассыпав социально-экономические группы на совокупность индивидов, идеологи и вожди неолиберализма их тут же пересоби­рают в другие сообщества на основе технологии «роя». Для этого ис­пользуются многочисленные общественные организации, многие из которых работают в режиме секты, разделяя социум по принципу «свой — чужой». При этом их руководители находятся под контролем соответствующих структур и используются для создания соответствую­щего общественного настроя и проведения массовых мероприятий.

Примерно с середины 2010-х гг. социальные сети в связи с повсе­местным распространением стали восприниматься правящим клас­сом коллективного Запада в качестве нового инструмента власти.

Китайское руководство быстро поняло смысл этой политики и тех­нологии и закрыло свое сетевое информационное пространство. Рос­сия, как всегда, запаздывает в определении грозящей опасности и противодействии ей, поэтому стала основным объектом информаци­онных диверсий, причем со стороны не только Запада, но и Востока. Количество форм организации в сети Интернет взаимодействия по­требителей с контентом постоянно увеличивается через создание новых площадок. Это естественно по двум основным причинам: это коммерческие проекты, а бизнесу свойственна экспансия на рынки; в Сети еще задействованы не все органы чувств и не все технологии воздействия на них.

К последним по времени новинкам российского цифрового про­странства можно отнести соцсеть Clubhouse, пришедшую к нам из англоязычного интернета. Ее запустили весной 2020 г., и в ней поль­зователи могут общаться в виртуальных комнатах только с помощью голоса. Менее чем за год «закрытый клуб» для людей, ищущих собе­седников по интересам, вырос от полутора тысяч до миллионов пользователей. В него заложен притягательный принцип эксклюзив­ности, поскольку зарегистрироваться там можно только по пригла­шению. Чтобы попасть в данную сеть, необходимо иметь айфон и получить приглашение от зарегистрированного пользователя. В Рос­сии наиболее популярна комната The Dacha с почти 8 тыс. подпис­чиков на начало февраля 2021 г. [25]. Запись бесед участниками не поощряется, и контент прошедших встреч для них недоступен. Сво­бода общения там относительная, право голоса нужно еще получить, а потерять его очень просто. В частности, в феврале 2021 г. был заба­нен самый рейтинговый радио- и телеведущий В. Р. Соловьев. Мож­но предположить, что данные сети могут быть использованы для со­здания копий голоса общественно значимых людей. Для проведения такой процедуры машинному интеллекту требуется 20 минут. После этого можно создавать речевой фейк-контент от их имени. Ожидает­ся приход сетей с быстро исчезающим контентом, производящим впечатление, но недоступным для анализа.

Анализ современного цифрового информационного простран­ства свидетельствует о том, что мир в настоящее время переживает становление новой информационно-коммуникационной формации. Ее возникновение подтверждает спиралевидный формат развития человечества. На раннем этапе эволюции, до изобретения письмен­ности, каждый член социума являлся субъектом коммуникации, за­тем человечество разделилось на профессиональных коммуникато­ров и массовую аудиторию. В настоящее время мы являемся свидете­лями и участниками процесса возврата к первоначальному формату информационной коммуникации. Но это не является механическим возвращением к истокам цивилизации, ибо произошло изменение формы и природы самой информации: из аналоговой она транс­формировалась в цифровую.

Информация всегда являлась эффективным инструментом не только культуры, но и политики, в том числе ее военной составляю­щей. Коммуникационные каналы, изменив свою природу на основе достижений высоких технологий (hi-tech), превратились в глобаль­ный феномен, уменьшив информационное пространство планеты до размера информационного пространства первобытной семьи. Выго­ду этого нового состояния первыми оценили предприниматели, а затем военные и политики. В настоящее время, из-за невозможности традиционных войн между акторами мирового политического про­цесса (по причине наличия ядерного оружья), войны перешли и в мировое информационное цифровое пространство.

Список литературы

1.  Василенко И. А. «Умный город» в цифровом обществе 5.0: социально­политические и гуманитарные риски цифровизации общественного пространства // Власть. 2019. Т. 27, № 5. С. 67-73.

2.  Дзялошинский И. М. Коммуникативное воздействие: мишени, стратегии, тех­нологии : монография. М. : НИУ ВШЭ, 2012. 572 с.

3.  Дружинин А . М. От диалога к манипуляции: критический анализ современ­ных медиапрактик // Философская мысль. 2017. № 1. С. 1-16.

4.  Дружинин А. М. Медиакомпетенции блогеров: реальность VS ожиданий // Mass-media. Действительность. Литература. Тверь :Твер. гос. ун-т., 2018. С. 45-49.

5.  Ершов П. М . Искусство толкования. В 2 ч. Ч. 1. Режиссура как практическая психология. Дубна : Феникс, 1997. 352 с.

6.  Ершов П. М. Искусство толкования. В 2 ч. Ч. 2. Режиссура как художественная критика. Дубна : Феникс, 1997. 585 с.

7.  Зуляр Ю . А. Путеводитель по виртуальной реальности // Полис. Политиче­ские исследования. 2021. № 1. С. 182-191.

8.  Зуляр Ю. А. Массовые коммуникации в рекламе : учеб. пособие. Иркутск : Ир­кут. гос. ун-т, 2006. 486 с.

9.  Исакова И. А., Коротышев А. П. Политический постинг в современном Рунете: возможности и риски // Вестник Московского государственного областного универ­ситета (электронный журнал). 2018. № 4. С. 41-55.

10. Как остаться людьми в мире технологий. 2017. Сессия 5 XIV ежегодного засе­дания клуба «Валдай». Сочи. 19.10.2017 // Портал Международного дискуссионного клуба «Валдай». URL: http://ru.valdaiclub.com/events/posts/articles/ostatsya-lyudmi-v- mire-tekhnologiy-sessiya-5/ (дата обращения: 19.01.2021).

11. Крайнов А. Л. Информационное общество как общество риска: социально­философский анализ // Аграрная наука в XXI веке: проблемы и перспективы : сб. ст. Всерос. науч.-практ. конф. Саратов : Саратовский ГАУ, ЦеСАин, 2019. С. 197-200.

12. Лепехин В. Что такое когнитивная война и можно ли в ней победить. 26.04.2016 // РИА новости. URL: https://ria.ru/20160426/1420518962.html (дата обра­щения: 19.01.2020).

13. Луман Н. Л. Общество как социальная система. М. : Логос, 2004. 232 с.

14. Малышева Г. А. О социально-политических вызовах и рисках цифровизации российского общества // Власть. 2018. № 1. С. 40-46.

15. Меньшиков П. В. Бизнес-PR 4.0. Актуальные аспекты медийной политики в международном бизнесе : учеб. пособие. М. : МГИМО-Университет, 2018. 318 с.

16. Меньшиков П. В. Актуальные подходы к понятию PR-технологий скрытого маркетинга // Международные коммуникации. 2018. № 4 (9). URL: http://www.intcom-mgimo.ru/2018-09/actual-approaches-pr-guerilla-marketing (дата обращения: 19.01.2021).

17. Михайленок О. М. Информационно-коммуникативные риски сетевизации политических отношений // Вестник Института социологии. 2019. Т. 10, № 3. C. 12-21.

18. Некрасов С. Н. Цифровая эпоха — последняя утопия истории // Научные труды КубГТУ. 2019. № 4. С. 53-60.

19. Обысов А. Н. Управление человеческой деятельностью в современном мире как «Манипуляция сознанием» // Современные исследования социальных проблем. 2011. № 3. URL: www.sisp.nkras.ru (дата обращения: 19.01.2020).

20. Политические коммуникации : учеб. пособие / под ред. А. И. Соловьева. М. : Аспект Пресс, 2004. 332 с.

21. Прядко И. П. Камо грядеши: об особенностях использования конфессио­нальной лексики в речевом пространстве СМИ // Актуальные проблемы филологии : материалы Первых Кирилло-Мефодиевских чтений в Международном гуманитарно­лингвистическом институте. М. : МИЛ, 2008. С. 82-87.

22. Сальникова Л. С. Роботы против журналистов: есть ли у журналистики бу­дущее? // Вопросы теории и практики журналистики. 2019. Т. 8, № 4. С. 668-678.

23. Социальные сети как культурные матрицы интернет-коммуникаций / Т. А. Семилет, В. В. Витвинчук, И. В. Фотиеваз, Е. В. Лукашевич // Культура и текст. 2019. № 3 (38). С. 226-242.

24. Симонов П. В. Лекции о работе головного мозга. Потребностно- информационная теория высшей нервной деятельности. М. : Институт психологии РАН, 1998. 98 с.

25. Соцсеть, о которой все говорят: что такое Clubhouse и как ею пользоваться // Медиа нетология. URL: https://netology.ru/blog/02-2021-what-is-clubhouse (дата обра­щения: 19.01.2020).

26. Стратегические коммуникации в цифровую эпоху. Новые технологии : учеб. пособие / под ред. Л. С. Сальниковой. М. : Научная библиотека, 2019. 300 с.

27. Чугров С. В. Post-truth: Трансформация политической реальности или само­разрушение либеральной демократии? // Полис. Политические исследования. 2017. № 2. C. 42-59.

Information and Digital Battlefield of the World War of the XXI Century